Любовь моя последняя - Тауэнтцин Тэа (2009)

— Нет, не встречались, — холодно проговорил Виктор. Он считал, что полиции вовсе не обязательно знать, что он давно уже обратил внимание на Этту. — В доме моей сестры я никогда не сталкивался ни с господином Ахенвалем, ни с госпожой Ахенваль. Мы случайно познакомились вчера в баре ресторана, там и разговорились. Конечно, позже мы упомянули и о моей сестре.

— Почему же вы пошли с ним домой? В некотором смысле вы ведь были чужим в этой компании? На что вы рассчитывали?

— Ни на что, — ответил Виктор. — Это получилось само собой, я просто пошел. Мы какое-то время вместе пили и болтали, потом Ахенваль пригласил меня к себе.

— Много выпили?

— Нет, в меру. Кроме хозяина, не было ни одного пьяного.

— А в чем выражалось его состояние?

— Он вдруг озверел и начал скандалить.

— С кем?

— Со своей женой. — Виктор демонстративно опустил глаза на желтую папку, лежащую перед Фрайтагом на столе. Он ни секунды не сомневался, что эта сцена там описана во всех деталях: «Ты превратила наш дом в гнездо порока»…

Тут в кабинет вошел Дундалек и положил перед шефом голубой конверт. Фрайтаг открыл его, бросил взгляд на перечень штрафных санкций против Осси Шмерля и понял, что не ошибся. Этот человек был многократно осужден за разные правонарушения, среди прочего — подделка чеков, шантаж и растрата, а последний раз восемнадцать месяцев сидел в тюрьме за подделку картин.

Фрайтаг спрятал конверт и кивком головы сделал Дундалеку знак отправляться на свое рабочее место.

Дундалек молча уселся за свой стол, на котором его уже ждали подготовленные заранее блокнот и ручка.

Виктор понял, что теперь будет записано все, что он скажет, и слегка занервничал.

— Вы только что сказали, господин доктор, что Ахенваль ни с того ни с сего начал скандалить с женой, — продолжил допрос Фрайтаг. — Что вы имели в виду? То, что у него не было для этого никаких оснований?

— Об этом я не могу судить, — сдержанно ответил Виктор. — Я не знаю их отношений. Но у него точно не было повода для подобной агрессии.

— Речь не шла о другом мужчине?

— Я знаю только, что мужское имя было названо.

— Вы его помните?

— Фройдберг, Харальд фон Фройдберг. Госпожа Ахенваль назначила с ним встречу, записав это на листке бумаги, который Ахенваль и нашел у нее в сумочке. Он сразу же начал дико орать.

— Разве это так уж необычно? Ревнующий мужчина чаще всего орет.

— Но Ахенваль вовсе не ревновал.

— Что же это было, если не ревность?

— У меня создалось впечатление, что он просто разыгрывает какую-то сцену. Все выглядело так, будто он специально хотел оскорбить жену и выставить ее в дурном свете. Он прекрасно отдавал отчет своим словам.

— Как вы думаете, почему Ахенваль разыграл эту сцену? Чего он добивался?

— Не имею ни малейшего представления, о чем там в действительности шла речь. Может быть, ему просто нужна была ссора, — пожал плечами Виктор. — Я посторонний человек, откуда мне знать, чего добивался Ахенваль?

— Когда вы ушли из квартиры Ахенвалей?

— Около половины второго. Я ушел первым.

— А потом кого-нибудь из этой компании видели?

— Нет, никого.

— И госпожу Ахенваль тоже?

— И ее не видел.

— А ведь у нее номер в той же гостинице, где живете и вы.

— Я об этом слышал, но ее не встречал.

— Когда вы вернулись в отель?

— В половине четвертого.

Рыжеватые брови Фрайтага поползли вверх.

— Можно узнать, где вы были с половины второго до половины четвертого?

Виктор насторожился. К этому вопросу он не был готов.

— Я пошел в бар выпить чашечку эспрессо, а потом мне стало дурно от шума и дыма, и я отправился в Английский сад, прогуляться вокруг озера, чтобы немного отдышаться.

— В котором примерно часу?

— Около четверти третьего.

— Вы там случайно никого не встретили?

— Никого. А когда был убит Ахенваль?