Запрос в друзья - Лора Маршалл (2019)

О, Мария, прости меня! Я думаю о Бриджит и о боли, которая печатью лежит на ее лице от мыслей о том, что, по ее мнению, произошло с Марией. Правда станет для нее последней каплей. Хотя она, наверное, никогда не узнает правды, понимаю я, глядя на сидящего рядом Сэма и вспоминая мертвое тело Софи. Я в курсе, что случается с людьми, которые слишком много знают про Сэма.

— Времени потребовалось больше, чем я думал. — Он говорит тихим голосом и снова напоминает мне Генри, признающегося в своих детских преступлениях: краже сластей из буфета, разбитой статуэтки, которую ему не разрешали трогать. — Но в конце концов она затихла. Я не мог оставить ее там, поэтому решил дотащить до края скалы и сбросить вниз. К тому времени уже пошел дождь, она то и дело выскальзывала из моих рук — меня очень сильно трясло, а она была такая тяжелая. Но все-таки я доволок ее и положил на траву. В тот момент я плакал, Луиза, правда, плакал, я ее практически не видел.

Он делает паузу, отпивает вина, и бокал выскальзывает у него из пальцев. Его лицо покрыто испариной.

— Я опустился рядом с ней на колени и заметил нечто, что все изменило: у нее затрепетали ресницы. Она все еще была жива.

Кровь стынет у меня в жилах. У Сэма был второй шанс, но он им даже не воспользовался.

— Я посмотрел на волны и задумался о своей дальнейшей жизни, о том, во что она превратится, если я сейчас остановлюсь, побегу наверх и вызову скорую. Сначала все будет хорошо, я скажу, что нашел ее в таком состоянии — и стану героем. На какое-то время. Потом я вспомнил, с каким лицом она плюнула в меня, и понял, что как только она очухается, ее первым словом будет та же ложь: насильник.

Я вцепляюсь в края стула. Все годы, прожитые вместе, мытарства с ЭКО, радость от появления ребенка — все это исчезает без следа. Я-то считала, что худшее, что он мог сделать, — это бросить меня: разрушить все, уничтожить наше счастье, испоганить само воспоминание о нашем общем прошлом. Как же я ошибалась!

— Я видел, как в темноте сверкает ее кулон, словно подмигивая мне. Мне пришло в голову, что по нему ее можно будет опознать потом, когда найдут тело, что кулон будет все еще на… скелете… — Его голос сходит на нет, он сжимает кулаки и трет ими глаза, как будто хочет стереть воспоминания.

— Поэтому я снял его и сунул в карман, — продолжает он, все еще отводя взгляд в сторону.

Боже мой, значит, все это время кулончик был у Сэма. Где же он его хранил? Меня пробирает дрожь при мысли, что я могла на него наткнуться в любое время, освобождая какой-нибудь ящик или роясь в глубине шкафа.

— А после этого я… столкнул ее вниз. Она… мне было плохо видно, но я услышал всплеск, когда тело упало в воду. И ее не стало.

Той ночью направления приливов, должно быть, способствовали этому. Значит, Мария, вернее, ее останки, все эти двадцать пять лет оставались в море. Господи, как же я ее подставила.

Он смотрит на меня умоляющими глазами.

— Я никак не мог позволить людям думать про меня плохое, Луиза. Не знаю, поверил ли бы ей кто-нибудь или нет, но дурная слава прилипчива, ведь так? Я не мог прожить всю оставшуюся жизнь с пятном человека, которого обвинили в изнасиловании. Никто из окружающих не относился бы ко мне, как прежде.

Сэм протягивает руку и начинает накручивать пряди моих волос на пальцы — жутковатое напоминание о временах нашей близости. Я неподвижно сижу на стуле, отчаянно пытаясь как-то упорядочить свои мысли.

— Но… при чем тут… Натан Дринкуотер?

— Я должен был выяснить, кто посылал сообщения на «Фейсбуке». Софи позвонила мне, как только ты ушла от нее, и рассказала про запрос от Марии и про то, что ты была у нее. Почему ты не пришла и не рассказала все мне?