Чужая земля - Игорь Пресняков (2005)

– За последние двое суток удалось избрать представителей девяти сел в уездную комиссию по урегулированию цен; вознесенские депутаты даже успели встретиться со спецуполномоченным из Москвы. Дезертиры возвращены на призывной пункт. Боевое оружие сдано. Контакт с оставленными в селах кавалеристами носит дружеский характер…

– Знаю, знаю, ты об этом уже телеграфировал, – остановил подчиненного Черногоров. – Скажи, зачем ты отослал ко мне Мозалева?

– Начальник местного отделения ГПУ имеет натянутые отношения с крестьянством. Он не разбирается в ситуации. Недипломатичен. Несдержан. Сторонник силовых методов.

– Вона как! – протянул Кирилл Петрович. – Что ж, учту. Полагаешь, в уезде нужен более мягкий человек?

– Несомненно. И лучше – из крестьян. Не время быть излишне категоричными.

– Согласен, – коротко вздохнул Черногоров. – Необходимо выждать.

– Самое главное – крестьяне верят Советской власти. Я двое суток колесил по округе, встречался с людьми, выступал перед сходами и нигде не встречал контрреволюционных настроений. Мы договорились о возвращении в села партийных и советских работников без особых препятствий.

– Будь любезен, прибереги подобные сентенции для рапорта, – устало поморщился Кирилл Петрович. – Там все подробно и опишешь. Чего греха таить, мы оба утомлены этой темой… Наше ведомство благодаря тебе сделало свое дело с честью, обошлось без кровопролития. Пусть теперь товарищи Луцкий с Платоновым разбираются. – Он покосился на напольные часы в углу. – Да и поздновато уже…

Андрей удивленно поднял брови.

– Хочешь спросить, почему я так срочно вызвал тебя? – рассмеялся Черногоров. – Конечно, никакой необходимости в спешке нет. Полагаю, что ценному работнику ОГПУ стоит отдохнуть от напряжения, отоспаться, повидаться с дорогими ему людьми, – Кирилл Петрович подмигнул. – Знаешь, я не слепой и не бессердечный, как некоторые считают. Вижу недовольство Полины по поводу каждой твоей командировки, да и жена намекает… Ну, не тушуйся, дело-то житейское! Не обращай на меня внимания, кушай.

Черногоров пустился пересказывать городские новости. Андрей старался побыстрее покончить с огромным бутербродом и откланяться.

– …Кстати о крестьянах, – вспомнил Кирилл Петрович, – скажи, коли не секрет, как тебе удается с ними ладить? Парень ты городской, от деревни далекий.

Рябинин отставил чашечку:

– Благодарю за угощение, товарищ полпред… А насчет крестьян – никакого секрета нет. Главное – уважение собеседника… Вот, недавно перечитал я «Записки революционера» князя Кропоткина. Он дает неплохой совет: в разговоре с простыми людьми не насыщать свою речь иностранными словами. Нет таких понятий, которые невозможно было бы изложить четко и ясно. Требуется только, чтобы вы сами ясно понимали, о чем говорите, и говорили просто. Главное отличие, отмечает Кропоткин, между образованным и необразованным человеком в том, что второй не может следить за цепью умозаключений. Он улавливает первое, быть может, и второе; но третье уже утомляет его, ежели он еще не видит конечного вывода. Впрочем, такое восприятие частенько встречается и у образованных людей.

– Умный ты мужик, Андрей, – задумчиво протянул Черногоров. – Знал я об этом, – однако ж, посылая в Вознесенское, до конца не верил, что так быстро сумеешь найти общий язык с крестьянами. С твоими способностями можно сделать блестящую карьеру. И я, заметь, очень хочу тебе помочь. Чего бы ты желал? Говори смело!

– Спасибо за лестные слова, – смутился Рябинин.

– Брось краснеть! – задорно рассмеялся Кирилл Петрович. – Полцарства предложить, конечно, не могу, потому как не имею; дочь-красавицу выдать за тебя не в моей власти – она сама это вправе решать (тут вы и без меня сговоритесь); а в остальном – изволь: тебе и карты в руки! Что сердцу ближе? К чему душа лежит?

– Выходит, пользуясь «правом победителя», я могу просить о чем угодно? – весело подхватил Андрей.