Солнце в руке - Буало-Нарсежак (1999)

Последнее уточнение. Я постоянно слышала о себе, что очень красива. В Сорбонне, когда я готовила лиценциат по филологии, меня всегда преследовала толпа разгоряченных самцов, других слов я просто не нахожу. Это веселило меня, хотя по натуре я человек замкнутый и никогда не поощряла их. Чувственные волнения не моя стихия. В то же время я была жутко сентиментальной. Я ожидала большой любви, теперь-то я понимаю, что глупо говорить об этом, но я и была глупой, только и всего. Иногда я задумываюсь, возможна ли такая смесь литературной культуры и примитивной наивности? С равным интересом я читала «Гамлета» и кинороманы. В моей комнате друг против друга стояли фотографии Поля Валери и Гарри Купера. И подводя итог, скажу, что мне совершенно не хотелось работать и было ужасно скучно. Как могла я в таких условиях не согласиться на замужество?

Я была независима и ревностно оберегала свою свободу. Моя мать имела приличный доход. Поэтому я вижу лишь одно объяснение: то глубокое безразличие, с которым я встречала каждый новый день с чувством скуки и смирения. Я хорошо знала Бернара Вошеля. Мы с мамой потешались над этим старообразным молодым человеком, чопорным и услужливым. Каждый раз, когда он подчеркнуто вежливо обращался к моей матери, создавалось впечатление, что он намыливает руки. «До чего же он раздражает меня, — вздыхала мама. — Но все же он неплохой мальчик и вовсе не виноват, что плохо воспитан». И здесь я должна отметить, что его мать и моя, хоть и выказывали взаимные знаки внимания, не больно-то любили друг друга. Они были знакомы с детства, вместе учились, затем работали секретаршами на фирме Вошель и Роблен. И так как в жизни подобное случается не менее часто, чем в романах, секретарши превратились в жен: с одной стороны — Женевьева Вошель, с другой — Марта Роблен. Но Вошель, который был намного старше жены, имел от первого брака взрослого сына. И лучше сказать это сразу — когда мы поженились, Бернару было пятьдесят один год.

Мы абсолютно не подходили друг другу, но моя мать, занявшая после смерти отца кресло генерального директора фирмы Роблен и загруженная работой, мечтала меня «пристроить», как она выражалась, в то время как Женевьева Вошель — главный акционер фирмы — переживала, видя, как ее сын стареет, оставаясь холостяком. Поэтому Бернару вечно превозносили мои достоинства и наоборот. Бернар был довольно некрасивым, но работящим, богатым и еще Бог знает каким. И напрасно я уверяла мать, что торговля марками — не профессия.

— Это не столь уж важно, — замечала она. — У него прекрасный характер. Он одержим, это правда. Но он ласковый, добрый, услужливый и далеко не всегда был счастлив. Его отец всю жизнь бегал за юбками. Мать сбежала с каким-то американцем. К счастью, рядом была Женевьева. Благодаря ей до самой смерти Вошеля у него был семейный очаг. В конце концов, совершенно нормально, что теперь он хочет пожить, как все люди. К тому же он любит тебя.

— Это он тебе сказал?

— Нет. Такого он бы никогда себе не позволил. Женевьева призналась.

— Но ведь я-то его не люблю!

— Просто ты его плохо знаешь. А потом — любовь, любовь, у вас только и разговоров, что про любовь. Если бы ты была так же занята, как я, ты быстро бы поняла, что любовь изнашивается скорее, чем все остальное.

— Что остальное?

Она молчала, но я догадывалась. Для нее всем остальным был успех, власть и гордость от представления, что ты лучше других. Она была рождена для власти.

— А потом, — порой игриво добавляла она, — если с мужем становится скучно, ему наставляют рога.