Заговор - Николя Бёгле (2019)

Он включил деревянную прикроватную лампу, пока еще стоящую на картонной коробке, и тут же комната отразилась в огромном окне, из которого открывался вид на сад и на море вдали. По обеим сторонам кровати громоздились стопки коробок. Они собирались разобрать их сегодня вечером вместе, а теперь Кристофер решил не откладывать дело до возвращения Сары, хотя бы для того, чтобы было чем занять возбужденный мозг.

Начал он с того, что развесил собственную одежду в стенной шкаф, занимавший целую стену комнаты. Вынимая вещи из коробок, он прислушивался: нет ли какого шороха или другого знака, выдающего присутствие за дверью Симона.

Расставив свои многочисленные книги по истории, различным наукам и религиям в книжном шкафу в гостиной, он вернулся в спальню и секунду рассматривал вещи Сары. На пяти коробках было написано «Одежда Сары». На шестой он прочитал «Рисунки», а на седьмой и восьмой «Книги». Придя в отчаяние от мысли, что снова придется раскладывать и развешивать кучу одежды, он дал волю любопытству и принялся разбирать любимые книги Сары.

Он не удивился, обнаружив в коробке многочисленные работы по психологии человека, а вот труды по поведению животных его удивили. Он знал, что Сара любит все живое, но не думал, что до такой степени, чтобы изучать психологию зверей. Радуясь, что она еще не полностью раскрыла ему все свои интересы, он опустошил вторую коробку с книгами, содержавшую путеводители, а также серьезные работы о примитивных народах. Эти труды имели карандашные пометки, свидетельствовавшие о серьезном и неоднократном их чтении.

Аккуратно расставив книги в шкафу рядом со своими, Кристофер вернулся в спальню. Сара рассказывала ему о любви к живописи, но никогда не показывала свои рисунки, за исключением пары эскизов портретов, обещая, что покажет все позже, когда займется этим делом всерьез. Кристофера сразу поразила яркая характерность лиц. Черты могли показаться размытыми, особенно овал лица и волосы, но чем ближе он подносил к глазам рисунок, тем точнее, выразительнее и живее становились линии. Как будто Сара стремилась передать не столько внешность, сколько душу своих моделей. Желая увидеть больше ее работ, Кристофер решил открыть коробку с рисунками, убеждая себя, что она не обидится на него за то, что он уступил своему любопытству в этот одинокий вечер. Но в последний момент остановился.

Он устроился на кровати, подсунув под спину подушку и смиренно взял свой карманный франко-норвежский словарь: мятые, засаленные страницы с загнутыми уголками свидетельствовали о долгой жизни книжечки. Кристофер собирался поискать слово radyr, но тут вспомнил фразу, произнесенную Сарой на норвежском на вершине острова, фразу, в которой он ничего не понял.

Он отложил словарь, открыл на телефоне Гугл-переводчик и попытался вспомнить, что же она сказала. «Jeg vil ha et barn med deg».

Еще не освоившись с норвежским правописанием, он искал наугад, пока наконец на экране не высветилось предложение, столь же неожиданное, сколь и волнующее: «Я хочу от тебя ребенка».

Его накрыл пьянящий жар. Такое глубокое, такое доброе и такое сильное чувство, что он закрыл глаза, чтобы насладиться им каждой клеточкой своего существа. Еще два года назад он был убежден, что покончил с холостяцкой жизнью забияки и бродяги. И вот сейчас самая замечательная женщина, о которой он только мог мечтать, захотела от него ребенка.

От волнения у него колотилось сердце и перехватывало горло. Кристоферу безумно захотелось сжать Сару в объятиях. Целовать ее, касаться ее. Ему необходимо было чувствовать ее рядом. Непроизвольно его внимание переключилось на коробку с рисунками. Желание взяло верх над рассудком. Он вскрыл коробку и вынул из нее первые карандашные рисунки, чтобы «прикоснуться» к Саре.