Книга тайн - Том Харпер (2011)

Я сказал Каспару, что мы похожи на монахов — так оно и было на самом деле. Мы были изолированы от мира, словно монахи. Люди на улице слышали доносившиеся из дома звуки и недоумевали, но никто не знал, что происходит за нашими воротами. Книжная работа была нашим монастырским уставом. Заготовка бумаги и чернил были первым часом, утренний сбор, когда мы сходились в печатне, чтобы распределить дела на день, — капитулом, и так до вечерней молитвы, когда мы смывали чернила с форм и прессов, откручивали рамки и возвращали буквы в наборную, где их раскладывали по местам для следующего дня. Мы вместе работали, вместе ели, вместе спорили и смеялись — мы были братством.

По большей части моя работа проходила вдали от пресса: я отвечал на вопросы, улаживал споры, утрясал проблемы с платежами и счетами. Но случались мгновения покоя, времена, когда все в доме вращалось без сбоев, как планеты на своих орбитах вокруг земли. Эти часы были для меня счастливейшими. Я ходил по дому, созерцая мир, который сам вызвал к жизни, и дивясь ежедневному акту творения под этой крышей.

Конечно, не все шло гладко. Люди ссорились, прессы ломались, случались ошибки, что обычно бывало после того, как мы разбирали негодную страницу, рассыпали литеры. Пропадали запасы, что сопровождалось скандалами с Фустом. Шло время, и бремя забот, лежавшее на моих плечах, стало сказываться. Я вертелся без сна в кровати, без конца пересчитывая напечатанные страницы, набранные страницы, страницы, которые еще нужно набрать и напечатать. Меня уже не манили обещания приключений, мне хотелось, чтобы это поскорее кончилось. Каждый раз, пересекая порог Гутенбергхофа, я смотрел на каменного паломника, согнувшегося под невидимым бременем, и проникался к нему сочувствием.

Но не могу жаловаться. В свете того, что уже произошло и чему еще предстояло произойти, эти дни можно было считать хорошими.

LXXV

Обервинтер

В Обервинтере сошли только Ник и Эмили. Паром не задержался и лишней секунды: они едва успели дойти до конца пристани, а его огни уже исчезали из виду. Они пересекли пустое шоссе, прошли под железнодорожным мостом и, войдя в каменные ворота, оказались в деревне. Дома вокруг перекосились и накренились так, словно бревна, из которых они были построены, сохраняли остатки памяти о тех временах, когда еще были деревьями. Ник и Эмили не увидели ни машин, ни людей, ни даже следов на снегу. Если бы не поникшие рождественские гирлянды, все еще натянутые между домами, можно было подумать, что они оказались в Средневековье.

Они миновали несколько гостиничек, выстроившихся вдоль стен и выходящих к реке, но те были заперты и погружены в темноту. Бумажные объявления, прикнопленные к дверям, извещали, что гостиницы будут закрыты до Пасхи. У Ника от холода болели ноги, он уже начал беспокоиться, что ничего не удастся найти и они с Эмили будут бродить по этой деревне, пока не замерзнут до смерти.

Главная улочка заканчивалась площадью неправильной формы. Доминировало здесь широкое трехэтажное здание с крышей как у пряничного домика, с надписью на штукатурке, выполненной переплетающимися готическими буквами: Drei Konige Hotel. К бесконечному облегчению Ника, свет внутри горел.

В гостинице было почти так же холодно, как и на улице. Они позвонили — портье на месте не оказалось. Ник разглядывал доску за стойкой, на которой висел ряд ключей.

— Похоже, свободные номера у них есть.

Эмили пробрала дрожь.

— Да я бы и в шкафу поселилась, если там есть горячая вода и одеяло.

Открылась дверь, из нее вышел человек. Он был одет в халат и курил сигарету без фильтра, от которой оставался такой маленький окурок, что Ник испугался, как бы портье не поджег себе усы. Это была первая живая душа, какую они встретили в Обервинтере, но он, похоже, увидев их, ничуть не удивился.

Он снял ключи с доски и показал на лестницу.

— Номер семь, третий этаж.