Тайна Желтой комнаты - Гастон Леру (1993)

XIX. ГЛАВА, в которой Рультабиль угощает меня завтраком в трактире «Башня»

Только значительно позже Рультабиль передал мне свою записную книжку с описанием событий Необъяснимой галереи. В день же нашей встречи в Гландье он лишь подробно описал мне все, что вы теперь знаете, включая и те несколько часов, которые он провел в Париже на этой неделе. Впрочем, это поездка была для него совершенно бесполезной.

Итак, сегодня 2 ноября. То есть с ночи происшествия в галерее минуло три дня. Вызванный срочной телеграммой моего друга, с револьверами за пазухой я сижу в его комнате и слушаю, как он заканчивает свой удивительный рассказ. Во время разговора он непрерывно поглаживал выпуклые стекла пенсне, обнаруженного на столике, и по той радости, которую мой друг при этом испытывал, я понял, что этот предмет явился одним из доказательств, подтверждавших ход его рассуждений. Меня уже не удивляла необычность его выражений, которые можно понять, лишь предполагая его мысли, проникнуть в которые было нелегким делом.

— Что вы думаете о моем рассказе? — спросил он.

— Ну что ж, мне кажется, надо рассуждать следующим образом: нет сомнений, что преступник, которого вы преследовали, какое-то время находился в галерее…

Я остановился.

— Начав так хорошо, — воскликнул Рультабиль, — не следует столь быстро останавливаться! Итак, еще одно небольшое усилие.

— Я попытаюсь. Так как он находился в галерее, из которой затем исчез, причем выход через окно или дверь исключается, следовательно, он отыскал какую-то другую лазейку.

Жозеф Рультабиль посмотрел на меня с сожалением и объяснил, что я рассуждаю, как сапожник.

— Что я говорю, как сапожник! Вы рассуждаете, как Фредерик Ларсан.

Его отношение к знаменитому сыщику менялось почти непрерывно в зависимости от того, подтверждали ли выводы Ларсана его собственные соображения или противоречили им. То он восклицал: «Фред действительно силен!», то стонал: «Какое животное!»

Мы вышли в парк и направились к выходу, но звук удара ставни о стену заставил нас повернуть головы. В одном из окон левого крыла замка показалось румяное и бритое лицо незнакомого мне человека.

— Артур Ранс, — пробормотал Рультабиль сквозь зубы, — значит, этой ночью он был в замке, а я ничего и не знал. Но что он здесь делает?

Когда мы удалились от замка на значительное расстояние, я поинтересовался, откуда он знает этого человека. Рультабиль напомнил мне свой утренний рассказ. Артур Ранс и был тем самым американцем из Филадельфии, с которым он выпивал на приеме в Енисейском дворце.

— Но кажется, он собирался сразу же покинуть Францию?

— В том-то и дело. Поэтому видеть его не только во Франции, но и здесь, в Гландье, для меня полная неожиданность. Вероятно, он явился сюда вчера еще до обеда. Почему же привратники не предупредили меня?

Мы как раз приближались к дворницкой, и я вспомнил, что еще не знаю, как он добился освобождения привратников. Супруги Бернье заметили наше приближение, и приветливая улыбка осветила их довольные лица. Казалось, все неприятные воспоминания о кратковременном заключении изгладились у них в памяти. Мой друг поинтересовался временем прибытия Артура Ранса, но привратники и не слыхали о его появлении в замке. Вероятно, он приехал накануне вечером, хотя ворота они ему не открывали. Американец, любитель пеших прогулок, не хотел, чтобы его встречала коляска. Он имел обыкновение выходить на вокзале городка Сен-Мишель и идти в замок пешком через лес. Обычно он подходил со стороны пещеры Святой Женевьевы, перебирался через невысокую решетку и попадал с парк.

По мере того как привратники говорили, Рультабиль мрачнел все больше и больше. А он-то полагал, что изучил и людей и местность, короче, все, что так или иначе связано с Гландье. И вдруг выясняется, что Артур Ранс бывал здесь уже неоднократно. Раздосадованный, он принялся выспрашивать подробности.