Семь смертей Эвелины Хардкасл - Стюарт Тёртон (2018)

Мне не хочется, чтобы она нервничала попусту, но в спальню Сатклиффа я спрятался, прихватив из гостиной бутылку виски, после того как разбросал по всему дому записки, в том числе письмо с упоминанием о настоящих родителях Каннингема, оставленное в библиотеке. Вот уже час я пытаюсь напиться, чтобы приглушить муки совести за постыдное деяние, которое мне предстоит совершить. Я уже пьян, но этого недостаточно.

– Зачем мы здесь? – спрашивает Раштон Анну.

– Сегодня утром лакей убьет дворецкого и Голда, если мы не спрячем их где-нибудь, желательно там, где я смогу их защитить. Им еще предстоит сыграть важную роль, если, конечно, нам удастся их спасти.

Я отхлебываю виски, слушаю их разговор.

Голду противно насилие, в нем нет ни капли жестокости, он не в состоянии по своей воле причинить боль другому. У меня нет времени его уговаривать, поэтому я пытаюсь его напоить до беспамятства.

Только у меня не получается.

Голд без стеснения спит с чужими женами, жульничает, играя в карты или кости, и вообще ведет себя так, точно вот-вот наступит конец света, но ни за что не убьет даже мухи. Он слишком любит жизнь и не способен доставлять боль другим, в чем и заключается моя проблема. Боль – единственное, что поможет дворецкому дожить до встречи с Анной в сторожке.

Слышу шаркающие шаги дворецкого в коридоре, выхожу из спальни, преграждаю ему дорогу. Глаза художника находят в жутком обожженном лице ужасающую красоту, выгодно отличающую его среди невыразительных физиономий остальных гостей.

Дворецкий бормочет извинения, отступает, но я хватаю его за руку. Он смотрит на меня, не понимая, в чем дело. Думает, что я взбешен, хотя на самом деле мне мучительно стыдно. Я не хочу калечить дворецкого, но без этого не обойтись.

Он пытается обойти меня. Я встаю у него на пути.

Мне противно и совестно, я рад бы объяснить, зачем я так поступаю, но на это нет времени. И все равно я не в силах поднять кочергу и ударить ни в чем не повинного человека. Вспоминаю тщедушное тело, скрюченное под белой простыней, багровые разводы синяков, прерывистое дыхание.

«Если вы этого не сделаете, Даниель победит».

Ненавистное имя заставляет меня сжать кулаки. Коварство, двуличие, хитроумный обман раздувают костер моего гнева. Я вспоминаю, как тонул в озере вместе с мальчиком; как нож лакея вонзился под ребра Дарби и перерезал горло Дэнсу; как Раштон признал поражение.

С яростным воплем я набрасываюсь на дворецкого, колочу его кочергой по спине, отбрасываю к стене, валю на пол.

– Умоляю… – шепчет он, стараясь отползти в сторону. – Я не…

Он хрипит, зовет на помощь, тянет ко мне руку, и это бесит еще больше. Такую уловку применил Даниель на берегу озера, взывая к моей жалости. Перед глазами возникает лицо Даниеля, ярость вскипает в жилах.

Я пинаю его.

Снова и снова. Теряю рассудок, свирепею, изливаю свой гнев. Из меня выплескивается боль предательства, сожаления, унижения, разочарования, мучения, обиды и горести…

В глазах темно. Дыхание прерывается. Я всхлипываю, но продолжаю осыпать его пинками.

Мне его очень жаль.

Мне себя очень жаль.

Слышу шаги Раштона за спиной. Он бьет меня по голове вазой. Удар эхом отдается в черепе, и я падаю в жесткие объятия пола.

57

День второй (продолжение)

– Айден!

Далекий голос накатывает, как волна на берег.

– О господи, проснитесь!

Медленно, устало приоткрываю веки.

Передо мной растрескавшаяся стена, голова лежит на белой наволочке, запятнанной алой кровью. Усталость не отпускает, тянет за собой.

Как ни странно, я снова дворецкий, лежу на кровати в сторожке.

«Не засыпайте. Не двигайтесь. Нам грозит опасность».

Пытаюсь шевельнуться. Боль сдавливает горло, душит крик. Я просыпаюсь по-настоящему.