Эля дома - Ali Beisenov, Julia Beisenov (2021)

Почему, ну почему она все-таки пошла против сердца и совести? Ведь и заключение потом по нам она написала весьма положительное. И законодательство никак не мешало ей принять положительное решение! Приняли же такое решение 46 раз в прошлом году и 25 раз в этом году другие суды России. У нее на руках были ВСЕ необходимые бумаги, на которые она могла опереться в случае чего. Неужели степень каких-то рисков настолько перевешивала в ней человеческое?

После заслушивали отдельно Алика, сотрудницу дома ребенка, сотрудницу органов опеки, нашего адвоката. Все были однозначно за нас. Я старалась сосредоточиться только на "здесь и сейчас" – вот есть вопросы, и есть на них ответы: все идет хорошо. Потом я много бичевала себя за то, что слишком расслабилась, слишком мало говорила на тему "однополых браков", что они в данном случае не помеха усыновлению, и слишком сосредоточилась на роли мамы, когда стоило побыть и "юристом". Позволила этой теме идти на самотёк, понадеявшись, что в документах всё есть. Муж меня позже убеждал, что у судьи изначально была однозначная позиция, которую она озвучила еще на предварительном заседании. Но я не знаю. Могли ли мои пылкие речи на эту абсурдную в данном контексте "однополую тему" поколебать позицию судьи?

Под конец заседания предоставили заключительное слово прокурору. Молоденькая и хрупкая девушка, которая на предварительном заседании была против, сменила позицию. Она зачитала свое заключение, которым поясняла, что удочерение будет полностью соответствовать интересам ребенка и она просит удовлетворить заявление. Когда я это услышала, в ушах у меня и в голове потемнело – показалось, что сказка сбывается!

Всех попросили удалиться, судья же осталась совещаться. Хочется верить, что с совестью. Мы вышли в коридор, все в приподнятом настроении, почти что уже обнимали друг друга. Я начала обсуждать с врачом дома ребенка, какие медикаменты Эле стоит принимать дома дальше. И только прокурор сидела с красными глазами и напряженным лицом. И на мое искреннее "Спасибо!" тихонько ответила: "Но Вы ведь в курсе, что мнение прокурора судью ни к чему не обязывает, да?".

Я радостно закивала: "Да-да, конечно, но все равно это очень важно, что Вы выступили за нас". А сама уже почти верила!

Объявили об обратном возвращении в зал заседаний. Судья, не поднимая глаз, начала быстро тараторить:

"По заявлению таких-то по удочерению такой-то…", называла имена, даты, адреса, и у меня начало холодеть сердце. Становилось страшно, потому что абсолютно такой же скороговоркой закончился в свое время суд у швейцарской семьи Пошон. "Неужели отказ?" – пронеслось в голове. …СУД РЕШИЛ: В УДОЧЕРЕНИИ ОТКАЗАТЬ! Письменное обоснование будет изготовлено 9 сентября.

После этих слов судья, по уже известному мне сценарию, стремительно вылетела за дверь, хлопнув ею так, что все вздрогнули. "Ничего не понимаю", – проговорила сотрудница опеки в мертвенной тишине. Все молчали. Говорить было нечего. Меня словно оглушили. Может, я не так поняла судью? Может, она имела в виду что-то другое? Может, отказать это все-таки означает разрешить? Если бы до этого я так не взлетела в своих надеждах, может быть, легче бы приняла удар. У меня словно отрубили все чувства. Я не плакала, не злилась, я просто молчала и в прострации смотрела перед собой. Все Рухнуло. И ответ на вопрос Эли стал теперь ясен: нет, солнышко, я не приду…

Мы вышли из суда. Все мне что-то говорили, пытались поддержать, утешить. Я слушала и не слышала. Кто-то плакал, кто-то возмущался, а я молчала. Алик был рядом. Мы отошли и сели вдвоем на лавочку. Не хотелось ни думать, ни говорить. Я включила телефон, чтобы посмотреть время. Посыпались сообщения, вопросы: "Ну как?" Столько народу за нас переживало, а что я могла им ответить?