Я вещаю из гробницы - Алан Брэдли (2013)

Летучие мыши стоят на одном из первых мест в списке вещей, которые превращают мозг моей сестрицы в пудинг.

Снова послышалось какое-то движение, как будто эта штука подтверждала свое присутствие.

Осторожно спускаясь со своего насеста, я подняла фонарь и провела им по ряду труб, как палкой по частоколу.

В помещении разнеслось эхо яростных хлопков чего-то кожаного.

— Все в порядке, Фели, — окликнула я. — Это и правда летучая мышь, и она застряла в трубе.

Я выбралась через люк в алтарь. Фели стояла там в лунном свете, белая, как алебастровая статуя, обхватив себя руками.

— Может, у нас получится выкурить ее, — сказала я. — Не найдется сигаретки?

Конечно же, я шутила. Фели терпеть не могла курение.

— А может, попробуем уговорить ее? — с энтузиазмом предложила я. — Что едят летучие мыши?

— Насекомых, — отрешенно сказала Фели, как будто пытаясь вырваться из парализующего сна. — Так что это бесполезно. Что нам делать?

— В какой она трубе? — спросила я. — Ты заметила?

— В шестнадцатифутовом диапазоне, — дрожащим голосом ответила она. — Ре.

— У меня есть идея! — заявила я. — Почему бы тебе не сыграть Токкату и фугу ре минор Баха? На полной мощности. Это прикончит маленькую тварь.

— Ты отвратительна, — сказала Фели. — Завтра я скажу мистеру Гаскинсу о летучей мыши.

Мистер Гаскинс — церковный сторож Святого Танкреда, и предполагается, что он должен разбираться со всеми проблемами от выкапывания могил до полировки меди.

— Как ты думаешь, как она попала в церковь? Летучая мышь, имею в виду.

Мы шли домой вдоль изгородей. Мимо луны проносились бесформенные облака, резкий встречный ветер трепал наши пальто.

— Я не знаю и не хочу говорить о летучих мышах, — заявила Фели.

На самом деле я просто поддерживала беседу. Я знаю, что летучие мыши не влетают в открытые двери. На чердаках Букшоу их водилось предостаточно, они обычно попадают туда через разбитые окна, или их, раненых, втаскивают внутрь коты. Поскольку в Святом Танкреде котов нет, ответ очевиден.

— Зачем открывают его могилу? — спросила я, меняя тему. Фели поймет, что я имею в виду святого.

— Святого Танкреда? Потому что исполняется пятьсот лет со дня его смерти.

— Что?

— Он умер пятьсот лет назад.

Я присвистнула.

— Святой Танкред мертв уже пятьсот лет? Это в пять раз дольше, чем прожил Иезекия Уайтфлит.

Фели ничего не ответила.

— Это значит, что он умер в тысяча четыреста пятьдесят первом, — сказала я, быстренько сосчитав в уме. — Как ты думаешь, как он будет выглядеть, когда его выкопают?

— Кто знает? — сказала Фели. — Некоторые святые не разлагаются. Их лица остаются такими же мягкими и персиковыми, как попка младенца, и они пахнут цветами. «Аромат святости», так это называется.

Когда у моей сестрицы есть настроение, она становится откровенно болтлива.

— Суперколоссально! — сказала я. — Надеюсь, я смогу хорошенько его рассмотреть, когда его вытащат из гроба.

— Забудь о святом Танкреде, — велела Фели. — Тебя к нему и близко не подпустят.

— Это все ‘рно что есть г’рячий ‘гонь, — сказала миссис Мюллет. Она, разумеется, имела в виду, что это «все равно что есть горячий огонь».

Я с сомнением воззрилась на миску супа из тыквы с пастернаком, которую она поставила передо мной на стол. В этой жиже, словно катышки птичьего дерьма, плавали зернышки черного перца.

— Выглядит почти съедобно, — мило заметила я.

Заложив палец в «Тайны Удольфо», чтобы не потерять место, где она читает, Даффи выстрелила в меня одним из своих парализующих взглядов.

— Неблагодарная маленькая дрянь, — прошептала она.

— Дафна… — начал отец.

— Что ж, такая она и есть, — продолжила Дафна. — Суп миссис Мюллет — не повод для шуток.