Подонок - Ульяна Соболева (2020)

— Почему именно этого ребенка? Она здорова и ее могут удочерить из более благополучной и богатой семьи. Увезти заграницу к лучшей жизни. У ребенка будет светлое будущее. Что вы можете ей дать? Возьмите Ваню или Олю. Они, конечно, имеют проблемы, но все поддается корректировке. Мы бы помогли вам с оформлением документов и первый взнос был бы намного меньше.

— Мы что торгуемся? Мы на базаре, и вы мне предлагаете товар по скидке?

Заведующая тут же вытянулась и поджала губы. А методист принялась усиленно ковыряться в своем сотовом.

— Даша моя родная сестра! Я не понимаю наша с ней вина в том, что она здорова? Или в том, что я не дочь миллионера?

— Вы не приходили за ней несколько лет. Что вдруг сейчас надумали? Ей уже восемь! Она вас даже не помнит!

— Помнит! Она все помнит! А долго, потому что не могла раньше. Работы не было и дочь родилась. Я два года из этих пяти искала ее.

— Да, мы помним, что вы мать одиночка, которая пока что без работы, без квартиры и хочет удочерить еще одного ребенка.

— Я устроилась на работу. Преподавателем в университет. Я сняла квартиру. Двухкомнатную. Даше будет где спать и учиться. У меня есть некоторые сбережения. Это же моя сестра, как вы не понимаете!

— Вот отработайте хотя бы полгода принесите справку и рекомендации. Принесите квитанции, что нет долгов. Кстати, а где отец вашей дочери? Вы развелись?

— Да.

— Он как-то вам помогает? Участвует в жизни вашей дочери?

— Нет…он погиб. Он был военным.

Вспомнила как мне об этом сообщили и содрогнулась…Нет, не от боли и горя, а от жуткого облегчения и понимания, что больше нам с Полиной ничего не угрожает.

— Вы понимаете, что вы не подходите как усыновитель или опекун? Приходите через несколько месяцев со всеми документами.

Я вышла из ее кабинета и плелась по коридору, опустив голову. Стыдно. Больно. И от отчаяния сжимается все внутри. Пять лет я не могла забрать мою девочку, пять лет я пыталась начать жить лучше, отложить денег. И когда я наконец-то могу это сделать…у меня могут начаться неприятности на работе.

— Михайлина Владимировна!

Методист бежит за мной.

— Светлана Григорьевна…ну она неплохая женщина и добрый человек. Пытается пристроить других сироток. Вам юриста надо взять. Так будет быстрее и эффективнее. И еще…я обязана вам сказать. На Дашу приходили смотреть еще две пары приемных родителей. Одни из Америки. А вторые состоятельные люди, отец тоже военный.

— Что? Как приемные? У нее же есть я! Родная сестра!

Внутри все похолодело. Я не отдам Дашу. Не отдааам!

— Возьмите юриста и поторопитесь! Мой вам совет!

Они просто продают мою Дашу. Они просто нашли покупателей, а я… а у меня нет денег. И вряд ли хватит на юриста.

Мне нельзя уходить с универа, нельзя терять работу. Я должна держаться за нее зубами. Приехал автобус, и я поднялась на ступеньку, села рядом с пожилой женщиной, посмотрела в окно, прижалась к нему лицом, всматриваясь расширенными глазами в темную фигуру молодого парня на остановке. Он догнал меня. Подонок. И вдруг сзади раздались недовольные вскрики я обернулась и сердце забарабанило прямо в горле с такой силой, что кажется сейчас с ума сойду. Демьян влез в автобус, растолкал людей и уселся неподалеку. Лицом ко мне. Развалился так, что никто рядом не то, что сесть, а даже стать не мог. Все его сторонятся, обходят десятой дорогой. Так всегда было. В этом парне какая-то мрачная, скрытая энергетика, которая пугает. От одного взгляда исподлобья мурашки бегут по всему телу и становится неуютно. Жует жвачку, громко чавкая, в одном ухе наушник. Челка пол лица закрыла. Черная косуха, обтягивающие джинсы с дырками на коленях. На меня смотрит, не моргая, прожигая во мне дыру. Мерзко смотрит, с презрением. Как на проститутку или на падаль какую-то.