Кровь Люцифера - Джим Чайковски, Ребекка Кантрелл (2015)

— Дайте угадаю! — воскликнул Джордан. — Когда вы сказали, что это место хорошо охраняется, вы это и имели в виду. У него есть целая армия стригоев и анафемских зверей, которые охраняют его.

Бернард склонил голову, признавая правду его слов.

— Круто, — только и смог пробормотать Стоун.

Бернард смотрел на них.

— Но я рассказал вам это потому, что у вас есть способ попасть к нему. — Он повернулся к Руну. — Ты сам привез сюда ключ, который может открыть сердце Гуго.

Глава 27

19 марта, 08 часов 55 минут

по центральноевропейскому времени

Кастелъ-Гандолъфо, Италия

Джордан смотрел, как кардинал кладет сотовый телефон обратно на стол.

— Готово, — известил Бернард, потом прошел обратно к своему креслу; ноги у него все еще подгибались. — Ключ скоро будет здесь.

Джордан оглянулся на Руна, ожидая объяснений. Эрин опустилась на колени рядом с креслом Корцы, проверяя повязку на обрубке его руки. Во время недавнего сражения бинт пропитался свежей кровью. Как-то раз Рун сказал Джордану, что у сангвинистов обострены все ощущения, включая боль.

Если это правда, Стоун мог лишь представлять, какие мучения он испытывал сейчас.

— Хорошо, кардинал, — сказал Джордан, — может быть, расскажете нам побольше о том, как охраняется скит Гуго и с чем нам предстоит встретиться?

Бернард потер подбородок.

— Чтобы понять это, вы должны осознать философию Гуго. Я много и долго разговаривал с ним именно об этом, прежде чем тот покинул орден. Когда дошло до анафемских зверей — или стригоев, если уж на то пошло, — он высказал мнение, что все они божьи создания, единственным грехом которых является то, что у них отобрали безгрешность.

— Возможно, это имеет смысл, — промолвила Эрин. — Вряд ли у кого-то спрашивали мнения относительно того, хочет он осквернения или нет. Обычно его навязывают им против воли.

— Это не имеет значения, — возразил Бернард. — Мы все появляемся на свет с Первородным Грехом, грехом, который пятнает нашу безгрешную душу из-за того, что Адам и Ева ослушались творца в Эдемском саду. И только святой обряд крещения смывает с нас этот грех.

Эрин этот его аргумент не убедил.

— В то время, — продолжал кардинал, — я считал, что доводы Гуго носят лишь теоретическую природу. Затем он ушел странствовать по миру, и я не получал от него никаких вестей. Я предположил, что он погубил свою душу, как было со многими без покровительства Церкви.

— Но это оказалось не так, — сказал Джордан.

— Как-то раз я получил от него письмо. Он сообщил, что поселился в горах во Франции и что находит душевный покой в заботах о потерянных и сломленных существах этого бренного мира.

— Включая анафемских зверей и стригоев? — уточнила Эрин.

Бернард кивнул.

— Я никому не сказал. Гуго желал лишь, чтобы его оставили в покое, — хотел жить в своих горах, подобно Франциску Ассизскому. Я уважил это его желание — поскольку он запретил убийство на склонах той горы, где он жил. Даже тем, кто находился под его защитой, разрешено было убивать только в том случае, если они вынуждены будут защищать свою жизнь и их общую обитель.

Джордану не понравилось это описание.

— Как же, по-вашему, нам пройти через эту защиту, даже если у нас будет предполагаемый ключ?

— Вы должны пойти к его горе не для того, чтобы осаждать ее, но как просители. — Бернард пристально посмотрел на Джордана, потом на Руна. — Это значит, что вы не должны причинять вред никому из тех, кто встретится вам на этой горе, как бы сильно на вас ни наседали. Если вы не сумеете этого сделать, то Гуго откажется принять вас; к тому же вас скорее всего убьют еще прежде, чем вы покинете эти поросшие лесом склоны.

— Значит, нам нужно будет залезть на гору, кишащую монстрами, — проворчал Джордан, — и подставить другую щеку, когда они попытаются на нас напасть.

Бернард воздел вверх палец.