Лунное граффити - Кроули Кэт (2005)

— Я знаю, что такое ирония.

— Ну и ладно.

— Зачем было идти со мной в кино, если я ни капли тебе не нравился?

— Я нечаянно.

— Нечаянно пошла в кино?

— Да нет же. В кино я пошла сознательно. Не­чаянно — про другое.

— Ты даже такси для меня не вызвала. Знаешь, как больно, когда перебит нос?

— Ты до сих пор на меня злишься.

— Да, до сих пор злюсь. Ты даже не поинтере­совалась потом, что со мной. После таких «неча­янно» принято звонить и извиняться.

— С этим не поспоришь, — согласно киваю я. Почему я не догадалась позвонить? Почему не по­садила его в такси? Могла бы вызвать папу. — Мне даже в голову не пришло позвонить.

Его брови так яростно взмывают вверх, что я пячусь.

— Зато меня стошнило, — говорю я в свое оп­равдание. — Значит, угрызения совести у меня были.

Его брови резко опускаются.

— Тебя стошнило?

— Дома. Полную раковину. Одежду пришлось выбросить.

Воцаряется молчание, понятное, наверно, лишь тем, кто выходил в открытый космос. Потом Эд произносит:

— Досадно. Твоя футболка мне очень нравилась.

— Ты помнишь мою футболку?

— До анестезии я помню все.

— Извини, — говорю я. — Прости, что я сло­мала тебе нос. Прости, что не вызвала тебе такси.

— А за то, что не позвонила меня проведать, будешь прощения просить?

— И за это тоже прости.

Скрестив на груди руки, он прислоняется к стенке вагона.

— Прости, что я лапал тебе задницу.

Я не могу удержаться:

— Почему, мистер? С ней что-то не так?

Брови взлетают. Двери открываются.

— Порядок, — сообщает машинист.

— Если Джезз хоть вполовину такая, как ты, то волноваться надо за Лео. — С этими словами Эд пропускает меня вперед. И надо сказать, мне это по душе.

Танцпол

11:45

Как знать

Может ты и я

Может ты и я

Может ты и я

Ну а может нет

Может быть за этой встречей

будет много встреч

Может быть за этой встречей

будет много встреч

Может быть за этой встречей

будет много встреч

Ну а может нет

Может я ее забуду

Может я ее забуду

Может я ее забуду

Ну а может нет

— Меня стошнило, — говорит Люси, и я ли­кую, иначе и не скажешь. Это словечко Берта. Он нарисовал серию «Эд ликует», когда увидел меня после первого свидания с Бет. Мальчишка на щел­кающих страницах подпрыгивал, тараня воздух за­дранной пяткой.

«Когда я стал встречаться с Валери, чувствовал себя так же», — объяснил Берт.

Я чувствую, что хочу подпрыгнуть и пробить воздух ногой прямо сейчас: выходит, я нравился Люси, раз ее стошнило.

— Прости, что я лапал тебе задницу, — гово­рю я.

— Почему, мистер? С ней что-то не так? — Она залихватски улыбается, а я вижу только вес­нушку на ее шее и хочу лишь одного — дотро­нуться. Впрочем, у меня хватает ума не делать это­го: только кретины думают, что старые действия приведут к новым результатам.

Ликуешь и ликуй себе. Не требуй большего. Радуйся, что идешь с ней рядом. Радуйся, что по­казываешь ей свои работы и слышишь ее мнение. Радуйся, что попрощаешься перед тем, как пой­дешь грабить ее школу. От последней мысли мое ликование слегка убывает. Я вижу лицо Берта и слышу, как он говорит, что воры не достойны ли­ковать.

— Будем считать, что мы сравнялись, — гово­рит Люси по дороге к «Барриз».

— Мы никогда не сравняемся, — отвечаю я. — Но теперь мы равнее.