Ведьмина зима - Кэтрин Арден (2019)

Боль и слабость пропали от напряжения момента. Соловей мчался к разбитым вратам. Вася кричала, отвлекая взгляды от башни. Соловей бросился со всей силой боевого жеребца, разбивал толпу. Люди нападали на них, но отлетали.

Врата были все ближе. Вася склонилась, спеша сбежать. На открытой земле ничто не обгонит гнедого жеребца. Она уведет их, потянут время, вернется с Сашей и стражей Дмитрия.

Ничто не могло обогнать Соловья.

Ничто.

Она не увидела, что ударило по ним. Наверное, полено, что предназначалось для чьей — то печи. Она услышала шипение от его полета, а потом ощутила дрожь тела жеребца после удара. Нога Соловья подкосилась. Он упал в шаге до разрушенных ворот.

Толпа визжала. Вася ощутила треск раны сама. Инстинкт охватил ее, и она опустилась у головы коня.

— Соловей, — прошептала она. — Соловей, вставай.

Люди наступали, ладонь схватила ее за волосы. Вася развернулась и укусила ее, и хозяин ладони выругался и отпрянул. Конь брыкался, но задняя нога была ужасно вывернута.

— Соловей, — прошептала Вася. — Соловей, пожалуйста.

Жеребец выдохнул слабо в ее лицо, пахло сеном. Он дрожал, грива задевала ее ладони, казалась острой, как перья. Словно его другая сторона, птица, которую она не видела, собиралась улететь.

А потом опустился клинок.

Он попал по коню там, где голова соединялась с телом. Раздался вой.

Вася ощутила клинок, словно он перерезал ее горло. И она не знала, что кричала, что развернулась, как волчица, защищающая волчонка.

— Убейте ее! — кричал кто — то в толпе. — Этой стерве нет места в природе. Убейте ее.

Вася бросилась на них, не думая ни о чем, не переживая за свою жизнь. На нее обрушился кулак мужчины, другого, пока она не перестала их ощущать.

* * *

Она стояла на коленях в озаренном звездами лесу. Мир был черно — белым и почти неподвижным. Коричневая птица трепетала на снегу вне досягаемости. Фигура с черными волосами и бледной кожей опустилась рядом с птицей, протянув ладонь, сложенную чашей.

Вася знала ту ладонь, знала это место. Она будто видела чувства за древним безразличием в глазах бога смерти. Но он смотрел на птицу, не на нее, и она не была уверена. Он стал чужим и отдаленным, его внимание было на соловье на снегу.

— Забери нас обоих, — прошептала она.

Он не повернулся.

— Дай пойти с тобой, — попробовала она еще раз. — Не дай мне потерять моего коня, — она ощущала удары по телу, но вдали.

Соловей прыгнул на руку бога смерти. Он осторожно сомкнул пальцы на птице и поднял ее. Другой ладонью он зачерпнул снег. Снег стал водой в его руке, попал каплями на птицу, которая тут же застыла, закоченела.

И он посмотрел на нее.

— Вася, — сказал он знакомым голосом. — Вася, послушай меня…

Но она не могла ответить.

В настоящем мире толпа отступила от громогласного голоса мужчины, и Вася рывком вернулась в ночную Москву, была в крови на снегу, но живая.

Может, ей показалось. Но, когда она открыла глаза, испачканные кровью, темная фигура бога смерти еще была рядом с ней, прозрачная, как тень в полдень, взгляд был тревожным и беспомощным. Он держал нежно застывшее тельце соловья в руке.

Он пропал. Может, его там и не было. Она лежала на теле своей лошади, пропитанная его кровью. Над ней стоял мужчина с золотыми волосами, его глаза были синими, как летнее небо. На нем было одеяние священника, и он смотрел на нее с холодом и торжеством.

* * *

Во всех долгих дорогах и горестях жизни у Константина Никоновича оставался его дар, что не подводил его. Когда он говорил, толпы слушались его голоса.

Той ночью, пока бушевала полночная буря, он прощался с умирающими и успокаивал раненых.

А потом, в черный час перед рассветом, он заговорил с народом Москвы.

— Я не могу молчать, — сказал он.