Вопрос смерти и жизни - Ирвин Ялом, Мэрилин Ялом (2021)

Мы помогаем Мэрилин сесть. Она берет соломинку в рот и высасывает лекарство. Доктор П. тут же подносит к ее губам второй стакан. Хотя Мэрилин слишком слаба, чтобы говорить, она с готовностью сосет жидкость через соломинку. Выпив второй стакан, она ложится, закрывает глаза и глубоко дышит. У ее кровати стоят доктор П., медсестра, наши четверо детей и я.

Я наклоняюсь к голове Мэрилин; все мое внимание приковано к ее дыханию. Я наблюдаю за каждым ее движением и молча считаю вдохи. После четырнадцатого слабого вдоха она перестает дышать.

Я целую ее в лоб. Ее плоть уже остыла: смерть пришла.

Моей Мэрилин, моей милой, любимой Мэрилин больше нет.

* * *Меньше чем через час приезжают двое мужчин из похоронного бюро, и мы все ждем внизу. Пятнадцать минут спустя они спускают ее на первый этаж. Прежде чем они выйдут из парадной двери, я прошу расстегнуть верхнюю часть савана, чтобы увидеть ее еще раз. Я наклоняюсь к ее лицу и касаюсь губами щеки. Ее плоть твердая и очень холодная. Этот ледяной поцелуй я не забуду до конца моих дней.

Глава 22. Прощание и похороны

Ноябрь

После того как тело Мэрилин забирают, я остаюсь в состоянии шока. Мои мысли постоянно возвращаются к нашему писательскому проекту, который теперь стал моим писательским проектом. Запомни эту сцену, говорю я себе. Запомни все, что происходит, все мысли, которые проносятся в твоем разуме, чтобы потом написать об этих последних часах. Снова и снова я слышу, как шепчу себе: я больше никогда ее не увижу, я больше никогда ее не увижу, я больше никогда ее не увижу.

Похороны назначены на послезавтра. Хотя меня окружают четверо моих детей, невестки и множество внуков, я никогда в жизни не чувствовал себя таким одиноким. Я поднимаюсь по лестнице и большую часть дня провожу в одиночестве в своей спальне. Я беззвучно плачу и пытаюсь унять свою боль, анализируя деятельность собственного разума. Время от времени в моей голове возникают определенные повторяющиеся мысли, навязчивые и нежелательные образы. В своем воображении я вижу сцены ужасной бойни на площади Тяньаньмэнь и наблюдаю, как огромные танки давят протестующих студентов. Действительно, мысль подобна танку. Я не могу избавиться от нее. Она грохочет у меня в голове и не подчиняется моему контролю.

Почему именно эта сцена? Я озадачен. Я не думал о восстании на площади Тяньаньмэнь с тех пор, как оно произошло, а это случилось лет тридцать назад. Возможно, эти образы как-то связаны с недавними студенческими беспорядками в Гонконге, о которых говорили по телевизору. Возможно, это зрительное выражение жестокой неумолимости смерти. Я не знаю. Одно можно сказать наверняка: эти мысли нежелательны – я не хочу, чтобы они загрязняли мой разум. Я тщетно ищу выключатель, но безрезультатно: одна и та же сцена вновь и вновь возникает в моем сознании. Я потратил бесчисленное количество часов на беседы с пациентами c навязчивыми мыслями, но сейчас, в этот самый момент, я гораздо более полно осознаю их внутреннюю борьбу. До сих пор я не понимал, насколько в действительности нежелательны и непреодолимы обсессии. Я пытаюсь выкинуть эти жуткие образы из головы с помощью дыхательного упражнения – на вдохе я говорю себе «Покой», а на выдохе «Легкость». Но, увы, от него никакого проку. Я поражаюсь собственному бессилию: не успеваю я сделать пять или шесть вдохов, как снова вижу танки, безжалостно давящие студентов.

Я чувствую себя измученным и ложусь в постель. Моя дочь и невестка входят в комнату и ложатся рядом со мной. Я просыпаюсь три часа спустя – пожалуй, это первый раз, когда я так долго спал днем, причем на спине! Я оглядываюсь, но их уже нет.