Ева - Артуро Перес-Реверте (2018)

Сказано было сухо и высокомерно, в свойственной этому господину манере. Граф де ла Мигалота, испанский гранд, вспомнил Фалько. Родом из Хереса, как и он сам: их родители владели на паях одним и тем же казино и стрелковым клубом. Человек влиятельный. Надменный мерзавец в мундире, под ручку прогуливающий по Севилье заветный трофей – супругу. До войны Фалько пересекался с ним то в клубах фламенко, то в казино, то в дорогих борделях и знал, что Горгель – распущенный, порочный и жестокий богач – совершенно не заслуживает женщину, которую сейчас ведет под руку. Бог даст, утешил себя Фалько, кто-нибудь всадит ему пулю в лоб, если война продлится еще немного. Бац – и все. Регуларес – это ударные части, пушечное мясо. Ческе исключительно пойдет траур, подумал он и по-мальчишески возбудился, представив, как будет раздевать ее, как вслед за рубашкой темного шелка стянет черные чулки с длинных стройных ног. И эта цепочка с крестиком в ложбинке меж грудей… Черт побери, чего там валандаются красные – палят много да все без толку, олухи. Мазилы.

– Я учился в колледже вместе с вашим братом Хайме, – сказал Фалько. – А с вами как-то раз встретились в Мадриде, в ресторане «Ор-Компон». И потом еще в Чикоте.

– Вполне возможно.

Горгель, укрывшись за своим лаконизмом, как за бруствером окопа, с подозрением рассматривал Фалько. Наверняка до него доходили слухи о связи Чески с этим красавчиком, у которого улыбка – хоть сейчас на рекламу зубной пасты «Марфиль». Горгель был очень высок ростом, худощав, с элегантными манерами, носил усы, кокетливо подстриженные, как у Кларка Гейбла. Загорелое лицо, нашивка с тремя капитанскими звездочками на груди, фуражка с красным околышем, мундир зеленовато-защитного цвета и высокие сапоги, начищенные до такого ослепительного блеска, что казались антрацитовыми. «Будь с ней поосторожней, – еще в Саламанке предупреждал Фалько адмирал, имея в виду Ческу. – Дамочка очень разборчивая: любовников у ней мало и все – птицы высокого полета. Это кое о чем говорит в нашей нынешней католической Испании, где так трясутся над приличиями и даже развод почитают смертным грехом. Кроме того, муж при пистолете, так что умерь свою склонность утешать томящихся в разлуке офицерских жен. Это может тебе выйти боком или еще откуда-нибудь».

– Имел честь познакомиться с вашей супругой в Саламанке, – спокойно произнес Фалько, краем глаза перехватив ее предостерегающий взгляд. – Меня представил ей ваш брат Хайме. Как он, кстати, поживает?

Лицо Горгеля немного смягчилось. Жив-здоров, ответил он. По крайней мере, если судить по его последним письмам. Его перевели из-под Мадрида в окрестности Теруэля.

– А вы? – осведомился Фалько. – В отпуске сейчас?

– Мне дали неделю по семейным делам. После Харамы.

Фалько заинтересованно вздернул бровь. В Хараме произошло едва ли не самое кровопролитное сражение этой войны. Добровольцам из коммунистических интербригад под началом испанских офицеров противостояли мавры-регуларес, вынесшие основную тяжесть боев. Потери были огромны.

– Вы были под Харамой?

Горгель с непомерной заносчивостью дернул усом:

– Был.

– И что же – там в самом деле так ужасно, как об этом пишут газеты?

– Может, еще и похуже.

– Вот как… Рад, что вы можете рассказать об этом.

– Спасибо. – Искра недоверия мелькнула в глазах Горгеля. – Я вижу, вы в штатском… Вы что – не в армии?

Фалько почувствовал на себе взгляд Чески.

– Нет, я другими делами занят… Бизнесом.

Недоверчивость сменилась неприязнью.

– Да уж вижу.

– Импорт-экспорт… – Фалько намеренно подпустил цинизма. – Продукция самого высокого спроса и всякое такое… Поверьте, не только в окопах защищают Испанию от моровой язвы марксизма.

– Понимаю.