Витязи в шкурах - Анатолий Дроздов (2012)

Часть первая

Полон

«Того же лета здумаша Олговы внуци на Половци, занеже бяху не ходили томь лете со всею князьею, но сами поидоша, о собе рекуще:

— Мы есмы ци не князи же? Поидем такыже собе хвалы добудем!»

(Лаврентьевская летопись)

«Светающи же субботе, начаша выступати полци половецкии, аки борове. Изумеша князи рускии — кому их которому поехати, бо бысть их бещисленое множество».

(Ипатьевская летопись)

Пролог

Ковуи побежали все вдруг…

К полудню третьего дня изнемогли все — даже кони. Кони даже раньше людей: многие под стягом Игоря бились пешими, раз за разом встречая степняков частоколом копий. На князя оглядывались. В этих взглядах — не только отроков (перед походом они громче всех обещали добыть себе чести, а князю славы), но и старых кметей Игорь видел смертную тоску. И орал в ответ:

— Стоять! Сучье вымя! Блядьи дети! Уды конские! Стоять! Колом! Сам всех порву! На лоскуты!..

В горле саднило от пыли и ора, но он не смолкал. Пока вои в строю — удержать можно криком. Бранью — самой черной, какая есть. Запнешься, пожалеешь — побегут! Толпой: безумной и беззащитной. Колоть и рубить убегающих — радость! Кураж! Сами два дня тому так кололи и рубили. Только бы выстоять!..

Степняки волнами откатывались от железных игл гигантских ежей русских полков, оставляя на вытоптанном ковыле трупы людей и коней. Отскочив, засыпали русских стрелами. Тяжелые, как долота, наконечники бронебойных стрел, выпущенных из огромных составных луков, раскалывали сухое дерево червленых щитов. После двух трех попаданий дерево выпадало кусками, а то и вовсе осыпалось, оставляя руках воев только железные круглые умбоны — в сече еще можно отбиться, но против стрел… Оставшиеся без щитов гибли почти сразу же — степняки высматривали их и, не опасаясь (у окруженных стрелы кончились давно), били прицельно. Четырехгранные наконечники рвали кольчужную броню, раздвигали пластины куяков, хищно стремясь в горячее тело — к крови, к сердцу, к душе…

Ощетинившееся копьями войско медленно двигалось топким берегом соленого озера — полки прижали к нему вчера поутру. Шло к недалекой речке. Там вода для пересохших глоток и пылающих жаждой тел… Там лесок, где можно устроить завалы и за ними, не спешно, утихомирить бешенные орды Кончака. Степняков на долгую осаду не хватит. Можно договориться. А можно и уйти… Передохнув, в сумраке, неразберихе — тем, у кого кони посвежее… Всем не удастся, но на все воля Божья. Здесь, в открытой степи, пропадут все…

Ковуи побежали… Но не так, как бегут обуянные смертной тоской вои, — по одному и кучками вываливаясь из плотной массы полка, в панике нахлестывая коней и скача куда глаза глядят. Снялись разом всей ордой и стремительно понеслись в сторону. Ольстин скомандовал… Подтирка черниговская! Хайло косоглазое!..

Игорь мгновенно понял замысел старого воеводы. Ударить в дальний край половцев — там их поменее, и прогрызть, продавить дорогу в вольную степь. Ковуи будут биться насмерть — своих, степняков, перешедших на службу к Руси, половцы в плен не брали. Полягут почти все, но головка полка с Ольстином пробьется. Зато в оставленный ковуями разрыв хлынет орда, и тогда — все…

— Блядьны дети!

Игорь сорвал с головы шлем (золоченый, далеко видать, хорошая приманка), сунул его гридню и дал шпоры коню. Он скакал напереймы беглецам, отчаянно крича. Левая рука висела плетью. Вчера поутру гридни сплоховали: стрела проскользнула между их щитами и смачно чмокнула князя в руку. Узкий каленый (броню бить!) наконечник пришелся как раз в клепаное кольцо железной рубахи и, разорвав его, по черенок вошел в мясо. Игорь зло вырвал стрелу и криком осадил рванувших было на помощь гридней — пустяк. И только затем ощутил, что рука онемела. Наконечник задел какую-то важную жилу.