Круиз на поражение - Евгения Кретова (2020)

– Так бы и сказал, городской мальчик, – она знала, как его можно задеть, особенно любила этот момент, когда парень зеленел от гнева, когда раздувались ноздри и зверел взгляд. Он тогда больше всего напоминал тореадора – решительного, взвинченного до предела, готового на глупость. Настоящий Командор.

Вот и сейчас он полоснул ее темным обсидиановым взглядом, шумно схватил пряный, пропахший рекой, воздух. Пальцы вцепились в весло, костяшки побелели от напряжения. Алинка побоялась, что он сейчас его сломает, примирительно хмыкнула:

– Да ладно, что ты бесишься, я же шучу.

Он промолчал, крикнул Николаю:

– Идем к берегу, – и сделал широкий гребок и в пару движений добрался до берега.

Их байдарка скрипнула по прибрежной осоке. А в следующий момент, Командор с напарником почти одновременно спрыгнули в воду, затащили лодку на траву. Помогли остальным выбраться на берег, удобно сдвинув лодки бортами.

Пока ребята устраивались на ночлег, выполняя раз и навсегда принятые в походе обязанности, Командор дернул из герметичного пакета станцию, подключил. Чтобы поймать сигнал, пришлось отойти на пару метров и забраться на разлапистую иву, к которой кто-то, отдыхавший здесь раньше, заботливо прикрутил табличку «Связь тут!»

Он набрал номер, с раздражением отметив, как дрожат руки.

– Алло, – сонный голос мамы. Командор посмотрел на часы, в Москве полдень.

– Мам, это я. Ты чего, спала?

Мать сладко зевнула:

– Как догадался?

– Все нормально?

– Да нормально, конечно, – отмахнулась она. – Звонка от папки твоего ждала до трех ночи. Вот и сонная весь день, будто муха.

– Он же вроде вечером вернуться должен был? – парень прислонился спиной к прохладному стволу, поднял глаза на яркое, светло-васильковое небо, автоматически отметил оттенок, и как его можно использовать в работе.

Мать проворчала:

– Чем ты меня слушаешь, Степа? Я же тебе перед отъездом говорила, что отец задерживается, что перенесли переговоры, и что вернется к выходным.

Степан кивал, как заводная кукла, но мать это, ясное дело, не видела. Конечно, она говорила, а он пропустил. Последнее время он почти все пропускает мимо ушей.

– Ты добрался? – не изменяя ворчливую интонацию, спросила мать. Парень слышал, как рядом с ней щелкнул чайник, представил, как она сейчас станет заваривать чай. Кажется, даже почувствовал щекочущий ноздри аромат ванили и жасмина. Цветовое решение: светло-васильковый, желтовато-белый и бледно-зеленый, прозрачный – сложилось. Легло мягкими складками на хрупкий, женственный силуэт. Мать выдернула его из раздумий: – Алло, ты меня слышишь?

– А? Да… То есть не, не добрались, в десяти километрах остановились на ночевку… Завтра последний ходовой день и выброска. В воскресенье к вечеру буду дома. Мам, – он откашлялся: – мне звонил кто-нибудь.

– Звонил.

В динамиках тонко звякнула чашка, а у Степана подпрыгнуло и замерло сердце.

– И что сказали? – он снова откашлялся, прогоняя из голоса нервный тремор.

Почувствовал чужие руки на лопатках, как скользнули по плечам узкие девичьи ладони. Алинка. Уже распустила волосы, переоделась. Прильнула к его груди, ловко поднырнув под локоть, потерлась щекой о хрусткую ткань ветровки. Он посмотрел строго, надеясь, что поймет – разговор важный. Машинально дотронулся до локтя девушки. Та поняла, притаилась.

Мать отчетливо, чтобы не повторять дважды, сообщила:

– Двадцать пятого мая, отель Рэдиссон. К 16:00 подвезти коллекцию. Шесть моделей, представить концепт дефиле. Сам показ тридцатого. Все подробности сообщат при встрече.

– Это всё? Требования? Тематике? Состав коллекции? Prêt-à-porter? Hautecouture? Точно больше ничего не сказали?

– Ни-че-го, – отрезала мать. Степан выдохнул. Но тут, словно издеваясь над ним, мать воскликнула: – А! Сказали, что будет присутствовать некая Мария Тереза Стафф. Мне это имя ни о чем не говорит, а тебе?