Распутье - Тальяна Орлова, Егор Серебрянский (2020)

Важным же стало другое – полная потеря Русланом ориентиров. Он как будто понимал о поступке Ивана даже больше моего, но перестроиться не мог. Моего английского хватило, чтобы снять каморку над магазинчиком на пару недель и на двух пальцах общаться в летних кафе, нам пока было не до обустройства собственного быта – в себя бы прийти. Английского Руслана хватало на меньшее, но достаточное – покупку очередной бутылки виски, которую он вечерами медленно тянул на мансарде, не отвечая на вопросы, будто их не слышит. Я прекрасно понимала, что его нужно как-то растормошить, как и понимала, что тормошить бессмысленно – он или найдет себя сам, или уйдет еще дальше. Десять лет его растили как наследного принца – и вдруг он оказался сам по себе, без привязки, без корней. Каждый вечер я с ужасом понимала, что меня он спонтанно корнями так и не назначил.

Еще через неделю я подошла к нему, села рядом и не удивилась трезвости – он почти постоянно пил, но отчего-то не пьянел. Поджала под себя ноги, уперлась лбом в перекладины, в который уже раз окинула взглядом пейзаж. Отсюда море не было видно – нам было плевать на море, мы сняли первое попавшееся жилье у первой попавшейся хозяйки, способной два слова по-английски связать. Внизу простиралась старая узкая улочка с полуразбитыми небогатыми домами – чистая и довольно экзотичная, но туристы видят совершенно не тот же Кипр, который наблюдали мы.

– Руслан, – я отважилась начать, быть может, самый серьезный разговор в жизни, – почему ты все еще не ушел?

– Потому что люблю тебя, – отозвался он равнодушно, даже не глянув на меня.

Это было первое его признание в чувствах, и оно не вызвало ровным счетом никакого отклика в душе – из-за тона, которым было произнесено, из-за полной безнадежности. И я продолжила спрашивать на той же ноте:

– Но ты думал об этом.

– Думал, Лиз, – он не отрицал. Он вообще никогда не отрицал правды. – Потому что все неправильно, понимаешь? Мне раньше иногда казалось, что когда-нибудь мы будем вместе. Я не то чтобы планировал, оно само всплывало. Далекое будущее, где мы вместе, – Руслан недолго помолчал, прежде чем объяснить: – Но сейчас все неправильно. Ты нуждаешься во мне меньше, чем я нуждаюсь в тебе. Это все еще любовь, но уже немного болезнь.

Я бесшумно хмыкнула, отворачиваясь в другую сторону – там шумно убирали на ночь лавку. Как мило с его стороны – за меня решать, как сильно я нуждаюсь. Но спорить вслух бессмысленно. Я просто рассуждала:

– Знаешь, почему так произошло? Потому что Иван не подумал заблокировать твои счета. Потому что не изменил решение и не отправил за нами убийц. Он не создал нам ни единой проблемы. Нам не приходится выживать, а мы привыкли выживать – нам даже как-то пусто в этом спокойствии. Другой ошибкой было приехать сюда. Мы оказались в изоляции от людей и наедине со своими мыслями. В такие места люди и прилетают, чтобы расслабиться и побыть наедине с мыслями. А нам думать в самом начале было противопоказано. Нам бы на грани гибели поторчать, вцепиться друг в друга мертвой хваткой, а не эти веселые греческие песенки слушать.

– Может, ты и права, – он вообще не возражал. И это тоже было плохо.

И я продолжила – не зря почувствовала, что уже упустила несколько правильных моментов, больше рисковать нельзя:

– Но ты ошибаешься в том, что я сдамся, Руслан. Или все-таки плохо меня знаешь. Ты меня из себя когда-то вытащил, теперь моя очередь сделать то же.

Он усмехнулся – вероятно, подумал, что Ивану за десять лет это окончательно не удалось, но опять не начал протестовать. Или все-таки знает меня? Я теперь смотрела на его профиль, добавляя нажима:

– Для начала мы вернемся. Не в Москву! – вскинула руку, чтобы не перебил. – В России много городов, куда нам въезд открыт.

– Хорошо, вернемся. Мне без разницы, Лиз, – не удивил он. – Выбрала уже город?