Рулетка судьбы - Антон Чижъ (2019)

– Она милая, славная, хорошо воспитанная, образованная барышня, – сказала тетушка наигранно равнодушным тоном. – И такая красавица, что глаз не отвести. Кстати, Андрей Алексеевич Тимашев дает за ней очень даже приличное приданое. Ну и имение, конечно…

Все было ясно. Тетушка отправилась по скользкой дорожке сватовства. Не спасли ни ребусы, ни математические задачи. Как видно, все московские тетушки, даже лучшие из них, подобным заканчивают…

– Неужели барышня одна приехала? – спросил Пушкин, не выдавая, что раскрыл коварный план дорогой родственницы.

– Конечно нет, как можно! С Настасьей ее товарка или компаньонка – в общем, горничная и гувернантка в одном, девушка Прасковья. Они вместе были за границей, вместе в Москве.

– Что от меня требуется? – сухо спросил Пушкин.

– Совсем малость, мой дружочек: нанеси визит вежливости.

– Это всё?

– Какой ты противный стал у себя в полиции, честное слово! Нет, не всё! А покажи Настасье нашу Москву-красавицу, памятники и соборы, погуляй с ней по Тверской и Кузнецкому, покатай на санях. Ну и все такое…

– К цыганам в «Яр»[17] отвести? – спросил племянник, за что схлопотал другой шлепок.

– Ты дал слово быть хорошим мальчиком!

Такого слова Пушкин, по-честному, не давал. Но деваться было некуда. Он обещал, что на днях, когда появится свободная минутка среди вороха срочных дел, заедет в гостиницу «Лоскутную», где остановилась барышня Тимашева. Этого тетушке было мало: она потребовала, чтобы «мальчик» нанес визит непременно сегодня. И чтобы не был таким мрачным субъектом. Барышни от этого чахнут, как цветы.

– И пожалуйста, не закрывай рулетку, – сказала она, провожая племянника и подставляя ему щеку для поцелуя. – Там все пристойно, как мне донесли. Я только собралась посетить ее, вспомнить молодость. Ты знаешь, я ведь играла…

Пушкин семейные предания помнил. Он обещал не трогать гнездо азарта, пока дражайшая родственница не просадит там столько денег, сколько сочтет нужным.

3

Арбатская часть Москвы походила на провинциальный городок. Тихие улочки с одноэтажными домами, окруженные садиками, дремали под неторопливое течение времени. Большая Молчановка мало чем отличалась от соседней Малой Молчановки, Борисоглебского или Кречетникова переулков. Неширокая, чтобы разъехаться двум телегам, уютная, застроенная небольшими особнячками и укутанная снегом. Выпавший покров дворники расчистили с проезжей части, навалив снежные буруны на тротуары и прокопав среди них узкие тропинки, чтобы господа пешеходы не проваливались по пояс. В утренний час Большая Молчановка степенно дремала. Лишь над трубами вились дымки растопленных печей.

На побелевшей улице черная фигура была хорошо заметна. На голове прохожего красовалась фуражка с кокардой почтового ведомства, через плечо форменной тужурки перекинут ремень кожаной сумки. Действительно, это был не кто иной, как служащий почтово-телеграфной конторы № 12, что на Арбатской улице в доме Бизыкина, известный всей округе почтальон Глинкин.

Известен он был тем, что всегда ходил по намеченному маршруту, никогда с него не сворачивая. По адресам можно было пройти десятком разных путей. Но Глинкин никогда не менял избранного. В каждый дом приходил он с такой строгой последовательностью, что в заведенный час раздавался стук или звонок в дверь. Наверняка в каком-то доме кухарка проверяла по его появлению часы. Что удивительно, Глинкин не только вручал письма и бандероли, но и упрямо сообщал: «Сегодня для вас писем нет-с!» Причем каждый день. Жители настолько привыкли к почтальону, что прощали ему такое откровенное чудачество. Как видно, в прошлой жизни Глинкин был англичанином-педантом и захватил в новую нажитые привычки.