Помнишь ли ты, Анаис? - Мишель Бюсси (2018)

– Ваша подруга не подвергалась насилию. В нее никто не стрелял. Ее никто не бил. Она пережила психологический шок. Чистая психотравматика. – Айя крепче сжимает пальцы девушки. – Вы ее подруга. В прошлом Жоаны были… как бы поточнее сформулировать… события, которые могли бы объяснить этот шок? Тяжелые расставания? Душевные надломы?

Жюстина с тоской смотрит на бумажные платки. Хорошо бы сейчас высморкаться, скатать все в один большой комок и мять его, мять… Ну и пусть, что похоже на нервный тик, зато становится легче… Но капитан не отпускает ее рук.

– Жоана сбежала с острова. Уехала в метрополию. Шесть лет назад.

– Почему?

– Это… Это тайна… Никто не знает, кроме меня. Не уверена, что Жоана…

По щекам Жюстины снова текут слезы. Айя поднимает глаза к настенным часам над елочкой. Думает о Томе, Жад и Лоле. Муж и дочки сейчас, наверно, завтракают на террасе. Кажется, оставались манго, литр свежевыжатого сока гуайявы, макатья[48]. Она вздыхает:

– Подумайте, не спешите.

У входной двери «Рифа» раздаются женские крики. Возгласы. Даже вопли. Кристос косится на директора отеля – тот наконец скинул пиджак и ослабил узел галстука, – потом переводит взгляд на агентов Мореза и Ламба, давая команду: зону огородить, зевак прогнать, и все должны заткнуться. Ему надо сосредоточиться, вот-вот прибудут эксперты из Сен-Дени.

– Я хочу видеть сына!

Морез и Ламба не спеша идут к выходу. Дверь распахивается. Врывается женщина лет шестидесяти, невысокая, крепкая; она кидается к шезлонгам, на ходу так сильно толкая Рейнальда Бертрана-Ги, что директор едва не падает в бассейн.

Кристос первым успевает загородить ей дорогу. Заключает женщину в объятия, прижимает ее голову к своей груди, ждет, когда она успокоится, сделав знак жандармам не вмешиваться. Проходит несколько бесконечно долгих секунд, прежде чем он ослабляет хватку, ведет несчастную в патио, пододвигает стул, она не желает садиться, и Кристос обещает:

– Вы увидите вашего сына, обязательно увидите, мадам Нативель, но пусть эксперты сделают свою работу. Он… его…

– Я знаю! – истошно кричит женщина. – Его убили!

В распахнутую дверь «Рифа» входит мужчина с седыми, курчавыми, коротко стриженными волосами – отец; за ним еще люди – братья и сестры. Все проснулись, все уже знают о драме, поддерживают друг друга. У Кристоса духу не хватает не пустить кого-то. Рейнальд Бертран-Ги давно повесил галстук на пальму, расстегнул рубашку, под мышками мокрые пятна, он, похоже, не знает, куда кидаться в первую очередь.

«Ладно, – думает Кристос, – что уж теперь, пусть только к телу не приближаются. С минуты на минуту коллеги заберут его, чтобы передать судмедэкспертам в морге Сен-Дени».

– Кто мог убить моего мальчика? – стонет мамаша Нативель, глядя на Кристоса.

Я не знаю.

В саду «Рифа» все галдят и перебивают друг друга. Люди, знавшие Маню Нативеля, родня, соседи задаются одним вопросом, не в силах поверить в случившееся.

Убили? Ножом? Ладно бы кого другого, но не Маню. Маню не притрагивался ни к наркоте, ни к алкоголю, ни к деньгам. Маню был правильным парнем, серьезным. Пожалуй, даже слишком серьезным.

– Почему он, лейтенант, почему он?

– Я не знаю.

Кристос отходит. Не смаковать же мохито Габена перед всем святым семейством. Хорошо начинается год, нечего сказать! У него мало данных, как тут приступить к расследованию. Он набирает номер Айи, но та не берет трубку.

Телефон звонит, но Айя не отвечает. Только смотрит на исходящий номер. Секундочку, еще секундочку, Кристос. Вот сейчас я потяну за ниточку и сразу тебе перезвоню. Капитан поднимает глаза: над ней, на верхушке искусственной елки, блестит звезда. Жюстина Патри сидит и смотрит в пустоту, затерявшись в далекой галактике. Электрические гирлянды бросают разноцветные отсветы на белые больничные стены.