Помнишь ли ты, Анаис? - Мишель Бюсси (2018)

Кажется, Мюгетту все это забавляет. Но пусть не надеется, я легко не сдамся. Коль скоро у Полины такая хорошая память, пусть покажет, на что способна!

– Ты их помнишь? – Выдержав театральную паузу, достаю фотографию из висящей на спинке стула сумки.

Четыре куклы сидят в ряд. Черненькая, беленькая, рыженькая и лысая.

Такое чувство, что Мюгетта сейчас плеснет мне в лицо розовым вином с грейпфрутовым соком. Или запустит в меня блюдцем с оливками. Но она колеблется – выбирает между боевым истребителем и пикирующим бомбардировщиком. Воспользовавшись ее замешательством, передаю снимок Полине. Моя бывшая фея-егоза, ныне почтенная матрона, берет фотографию равнодушно, и вдруг лицо ее так и сияет.

Как при вспышке молнии.

Сразившей меня наповал.

За долю секунды мне открылась истина: все, что я пережил, чего ждал, что терял, стоило этой минуты. Этой чистой эмоции.

Моя дочка, ставшая женщиной, ставшая серьезной, ставшая сексуальной, знающая, от чего отказалась, и довольствующаяся тем, чего добилась, моя Полина, взглянув на фотографию, вновь обернулась девочкой, со всеми детскими мечтами, откуда ни возьмись всплывшими на поверхность, девочкой без комплексов, без мальчиков, без бремени двух тысячелетий женского удела на плечах… Просто девочкой, которая твердо верит, что жизнь можно лепить, как пластилин.

Что четыре ее куклы живые и единственные в мире.

Полина проводит пальцем по четырем пластмассовым рожицам:

– Шарлотта, Лора… Имани и Келли.

Я гоню от себя мрачную мысль.

Ты бросила их. И папу тоже бросила.

– Ты их нашел! – радуется Полина. – Ты привез их?

Мое сердце дрожит, как веки дочери.

Стан смотрит на жену как на безумную.

Ничего, привыкай, старина, в твоей одомашненной фее живет фея-мечтательница, которую тебе никогда не приручить!

Окрыленный (теперь у меня есть доказательство! Полина с уверенностью опознала на снимке своих кукол!), я открываю рот, чтобы рассказать всю историю – про ярмарку-от-всех, женщину в платье с маками, невероятные совпадения, диски, машинки, игры, лошадку-качалку… но Мюгетта пребольно пинает меня под столом ногой.

В ход пошла тяжелая артиллерия.

* * *

– Ты только за этим и поехал в Тулузу! Не для того чтобы повидать дочь. Не для того чтобы повидать зятя. Исключительно потому, что одержим этой дурацкой историей!

Мюгетта бушует, сидя на кровати. Когда моя жена в таком состоянии, лучше спрятаться под зонтом и переждать грозу.

– Тсс! – шиплю я. – Они услышат.

– Ну и пусть!

Мюгетта встает и начинает расхаживать вокруг чемоданов в гостевой комнате. (Кретин Станислас не меньше пяти раз повторил: Дорогая, твои родители займут гостевую комнату! Значит, мы теперь гости, а не семья?)

– Ты вообще соображаешь? – орет Мюгетта. – Ты врал мне с самого начала. На поездку в Тулузу тебя сподвиг твой бред! История с куклами! Которых мы выбросили на помойку сто лет назад.

Я помалкиваю, жду, когда утихнет буря, а Мюгетта, покружив еще немного, осматривает комнату, распаковывает чемоданы и говорит, говорит обо всем на свете – какой изумительный дом, какой замечательный муж Станислас, какая они чудесная пара.

Лучше еще раз попросить прощения, чем все это выслушивать!

– Мне очень жаль, Мюгетта. Это вышло само собой, по ходу разговора, вспоминали Грецию, каникулы, детские игрушки…

Напрасный труд. Мюгетта слишком хорошо меня знает, чтобы купиться на жалкие извинения. За неимением других аргументов иду ва-банк.

– И все-таки, скажи, ты видела глаза нашей девочки? Заметила, как загорелся ее взгляд, когда она держала в руке фотографию кукол? Ты не можешь этого отрицать. Улыбка дочери стоила всех на свете тестов ДНК. Полина их узнала!

– Ты больной, Габи. Больной на всю голову!

* * *