Выслушай меня - Сабин Дюран (2020)

Я во время отпуска практически не купалась, боясь оставлять без присмотра Джоша. Но понимая, что это последний день нашего отдыха, я, морщась, спустилась по гальке к воде и, обходя морских ежей, вошла в море по пояс. Затем, преодолевая желание броситься обратно, медленно опустилась в волны, почувствовав шок и в то же время облегчение. Затем я отплыла от берега так далеко, что фигурки Маркуса и Джоша стали совсем маленькими, перевернулась на спину и стала грести дальше. Мое сознание, измученное беспокойством за безопасность сына на море и во время рискованного путешествия обратно домой, словно вырвалось из тисков тревоги. Я перестала бесконечно размышлять о том, как организовать дела таким образом, чтобы все прошло, как надо. Лежа в воде на спине с облепившими лицо волосами, я ощутила, как мое тело словно раскрывается, как цветок под лучами солнца, и отдалась на волю волн.

Я приехала на машине забирать Джоша раньше времени и, сидя за рулем, слушала на «Радио-4» репортаж о краже документов, удостоверяющих личность. При этом я думала, как легко какие-то чужие люди могут проникнуть в вашу жизнь и представиться, что они – это вы. Бдительность имела огромное значение. «Ваши персональные данные – один из ваших наиболее ценных активов, – сказал представитель отдела борьбы с мошенничествами лондонской полиции. – Старайтесь предпринимать все необходимые меры предосторожности».

Я выключила приемник. Моя бдительность оставляла желать лучшего. Я не предпринимала необходимые предосторожности, чтобы защитить свои персональные данные. Все навыки пиарщика, которые я использовала, чтобы улучшить свой имидж добропорядочной жены и хорошей матери, не помогли мне, и вот теперь весь мой мир мог развалиться на куски. Меня в любой момент могли изобличить как похотливую, недостойную женщину, мать, которой нельзя было доверять даже в самых важных, элементарных вещах.

Где-то на краю моего сознания ворочалось, не давая мне покоя, воспоминание об утре того страшного дня в Греции. О жаре, ослепляющем свете солнца, о том, как Маркус, сидя в лодке, равномерно греб веслами, о том, как толстый канат, словно хвост какого-то морского животного, скользил у меня между ступней, об ощущении жжения, которое вызывал в пальцах ног горячий песок. О внезапной темноте ресторана. О коридоре, туалете, где я переодевалась и где пахло мочой и рвотой. О звучавшей в ресторане музыке – одной из композиций Саймона и Гарфанкела. И о том, как сиденье из синтетической кожи прилипало к моим бедрам, когда я сидела за столом и разговаривала по телефону с Ричардом, поглаживая ладонью салфетку из тонких ивовых прутьев и время от времени трогая себя большим пальцем за нижнюю губу. Мой сын тем временем один слонялся по пляжу.

Внезапно в груди у меня возникло странное ощущение. Мне словно бы стало трудно дышать. Я потерлась затылком о подголовник сиденья, и мне вдруг захотелось несколько раз больно удариться о него головой.

Мимо машины прошла Роуз, и я сжалась на сиденье. Нелл, трехлетняя дочурка Роуз, должно быть, проснулась и закричала, потому что Роуз остановилась и стала поправлять ей ножку в слинге, а затем большим пальцем убрала от ее щеки складку ткани. Подняв голову, Роуз увидела меня, и я сделав над собой усилие, бодро и весело помахала ей рукой, как бы давая понять, что подойду через минуту, и наклонилась к полу, делая вид, что хочу что-то достать из сумки.