Брачные узы - Юлия Мишина (2021)

— Приложите, пожалуйста, к делу копию свидетельства о рождении, доказывающую, что истец вел тот самый безнравственный образ жизни, в котором так усердно обвиняет ответчицу. Вот такие двойные стандарты, ваша честь, — развел руками Григорий Степанович. — Если суд оставит ребенка с отцом, то он половину каждого месяца будет проводить с совершенно чужим для него человеком.

Судья проскользила взглядом по кабинету. Твердо сказала:

— Картина мне ясна… — и стала собирать со стола бумаги.

— Ваша честь, — не унимался Митя, хватаясь за последний шанс выдать возможный весомый аргумент, — Миша часто болеет. Екатерина Егоровна не сможет совмещать работу и постоянные больничные…

— Истец, — оборвала его судья, — я достаточно услышала. Ожидайте решение в коридоре.

С этими словами она удалилась. Мы покинули помещение. Как только я оказалась за дверью, на меня налетел разъяренный Митя.

— Я смотрю, Мила тебе во всем помогла, — шипел, нависнув надо мной. — Ничего сама не можешь! Пустое место!

Я так растерялась, что в ответ только изумленно уставилась на него.

— Ничего у тебя без меня не выйдет. Себастьяну рано или поздно надоест кормить вас!

Мое оцепенение сменилось злостью.

— А ты позвони ему, спроси… — заговорила я, смерив Митю презрительным взглядом. — Или кишка тонка? Боишься с друзьями разговаривать? Не хочешь правду про себя слушать? Спрятал голову в песок! Кто из нас еще пустое место!..

Мы перешли на повышенные тона. Григорий Степанович поспешил осадить наш пыл:

— Вас сейчас обоих накажут за неуважение к суду.

Митя резко повернулся к нему. Подался вперед и процедил сквозь зубы:

— Отвали…

— Ну знаешь! — не выдержала я и встала между мужчинами. — Держи себя в руках, Григорьев! Постарайся вести себя достойно. Если ты, конечно, еще помнишь, что это значит…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Была в полушаге от мужа. Его грудь высоко вздымалась, глаза горели гневом. Смотрел на меня с испепеляющей ненавистью. Откуда она в нем? Что я ему сделала? Как он мог так измениться?

Из-за Митиной спины доносился разговор его родителей. Категоричный тон Веры Вячеславовны и извиняющиеся фразы Ярослава Станиславовича.

Слышала их, смотрела на мужа и думала только об одном: как хорошо, что через два часа я перестану быть Григорьевой.

Отвернулась от Мити.

— Идемте, — увлекла за собой юриста.

Нашли кафе недалеко от здания суда. Заняли один из столиков.

— У нас ведь хорошие шансы? — с надеждой спросила Григория Степановича.

— Ваша реакция на снимки была необдуманной. Вы подались эмоциям, — укоризненно подметил он.

— Нас сфотографировал участковый! Внутри квартиры! Разве это законно? Я возмущена до предела! — меня охватывало негодование при одной только мысли об этом. — Значит, они его попросили или подкупили…

— Но судья могла расценить вашу реакцию по-другому. Вы увидели порочащие снимки и стали оправдываться, — объяснял Григорий Степанович, — участковый действительно не имел права вас фотографировать. Но истец добился нужного эффекта: вы были взволнованны, громко говорили, нарушив правила процесса. Значит, вас это задело. Выводы можно сделать разные.

Я откинулась на спинку, расстроено смотря на юриста.

— Нет-нет, не переживайте, — он поспешил успокоить меня, — в целом все хорошо.

Мы перекусили и вернулись в здание суда. Спустя полтора часа секретарь пригласила нас в кабинет. Все участники процесса замерли, ожидая вердикта.

Судья открыла папку и зачитывала решение. От волнения у меня звенело в ушах, и ее слова словно с опозданием доходили до сознания. Сердце вырывалось из груди. Среди юридических терминов и стандартных оборотов старалась уловить суть.

"… назначить опекуном мать ребенка…" — обыденно, безэмоционально читала судья.