Не обещай ничего - Линвуд Баркли (2017)

Уолден покачал головой:

– Не важно. Там остался кофе. Должно быть, еще горячий. Выпей.

– Мм… ладно. – Уолден налил ему кофе. – Черный, безо всего, – попросил Виктор, принимая кружку. – Чувствую себя как полное дерьмо.

– И выглядишь похоже.

Виктор усмехнулся.

– Послушай, – начал Фишер, – понимаю, это не мое дело, но все-таки рискну вмешаться.

– Я весь внимание.

– Ты умный парень. Я хочу сказать, всегда таким был. Хорошо учился в школе, все быстро схватывал. Руки растут откуда надо. Склонен к механике, но в то же время начитан.

– Вундеркинд, да и только, – кивнул Виктор.

– Я вот о чем: тебе есть что предложить, у тебя есть способности и профессия. В городе наверняка найдется человек, который захочет этим воспользоваться. Но ты должен прекратить квасить каждый вечер.

– Вы за мной шпионите?

– Нет, предполагаю. Разубеди, если ошибаюсь.

Виктор поставил чашку на стол.

– Почему вы не горюете?

– Прости, не понял?

– Не могу взять в толк, почему не сломались, как я? Черт возьми, она же была вашей дочерью!

Уолден налетел на него, словно пушечное ядро. Схватил за грудки, притянул к самому лицу, отшвырнул на стол. Голова молодого человека откинулась, стукнулась о подвесную полку, зазвенели тарелки. Но Уолден на этом не остановился – сгреб Виктора что было сил и на этот раз бросил на пол.

Он был на три десятилетия старше, но без труда расправлялся с гостем. Может, помогала ярость или похмелье жертвы.

– Никогда! – крикнул он. – Не смей говорить ничего подобного! – Уолден размахнулся ногой и пнул Виктора в бедро. Молодой человек свернулся и закрыл голову руками, чтобы следующий удар ботинка не пришелся в лицо.

– Простите! Господи, простите!

– Ты думаешь, тебе одному тяжело? – Фишер не мог успокоиться и продолжал кричать: – Будь проклята твоя самонадеянность, маленький говнюк!

– Успокойтесь! Я совсем не это хотел сказать!

Уолден упал на стул и, уронив руки на крышку стола, пытался отдышаться. Виктор медленно поднялся и, пододвинув стул, сел с другой стороны.

– Меня занесло.

Руки Фишера дрожали.

– Я не имел права говорить ничего подобного. Вы хороший человек и тоскуете по ней. Ко мне всегда хорошо относились. Вот вчера притащили сюда, я это ценю. Очень порядочно с вашей стороны.

Уолден посмотрел на свои руки, накрыл одну другой, чтобы унять дрожь, и медленно заговорил:

– У меня была Бет. – Виктор смотрел, не вполне понимая, куда гнет Фишер, и ждал. – У меня была Бет, – повторил тот, – и я должен был держаться. Бет сломалась и больше не оправилась. Что бы с ней стало и кто бы за нее отвечал, если бы я каждый вечер заливал горе в баре? Каково бы ей было? – Уолден поднял руку и осуждающим перстом указал на Виктора. – Я не имел права быть таким себялюбивым, как ты. Понимал свою ответственность. Не мог поддаться горестям, чтобы они овладели мной.

– Мне не за кого отвечать, – возразил Виктор. – Поэтому какая разница, как я себя веду?

– Ты спрашиваешь, какая разница? – переспросил Уолден. – В чем смысл?

– А есть ли вообще смысл теперь, когда ваша жена умерла? Когда вы потеряли человека – людей, – которыми больше всего дорожили? Где же смысл?

– Смысл в уважении к ним.

– Не понимаю.

– Когда ты ведешь себя так, как вел себя вчера, – это оскорбление Оливии.

– Почему? Что тут такого?

– Люди смотрят на тебя и думают: что это за человек? Не может взять себя в руки. Распустился, поддался горю. И недоумевают: неужели Оливия собиралась связать с таким жизнь? Твое поведение ее унижает. Делает хуже, чем она была на самом деле.

– Что за бред? Неужели у меня нет права оплакивать потерю?

– Есть, но не вечно. Наступает момент, когда нужно показать людям, из какого ты теста. Почему Оливия выбрала именно тебя. Чтобы все знали, что она верно оценила твой характер. Все дело в характере.

Виктор задумался.