Покровитель - Наталья Шагаева (2020)

— Не нужно больше, я все поняла, — не выдерживает Лена, подходит ко мне сзади, прижимается к спине щекой и гладит руками грудь. От ее тепла становится легче, и мы дышим в унисон. — Ты не виноват…

— Я был настолько самонадеян в своей крутости, что подставил под удар жену. Я убил ее!

— Нет, нет, нет, — хаотично целует спину, пытаясь меня оправдать. — Нельзя жить с чувством вины! Он подставил ее под твою пулю — убийца он, а не ты. Он понес наказание? — усмехаюсь, конечно ублюдок понес наказание, но легче мне от этого почему-то не стало. Разворачиваюсь в ее руках, веду нас к дивану и сажаю Лену себе на колени, прижимая ближе. В комнате полумрак, но я вижу ее грустные глаза и покрасневшие от укусов губы. — Я пытался ее спасти, зажимал рану, вызвал скорую, не понимая, что уже поздно… Я сорвал связки и что-то кричал Милане… Кто-то вызвал ментов, я оказал жесткое сопротивление потому что они хотели отнять у меня жену! Я сошел с ума и не понимал, что творю, — закрываю глаза, сжимая зубы, потому что понимаю, что говорю много лишнего, причиняя Елене боль.

— Меня закрыли в СИЗО. Вину я не признавал, но и Николая не сдавал. Я отдал полсостояния, чтобы выйти на свободу. Нет, я не испугался расплаты и заключения. Мне было важно найти тварь и заставить заплатить за мою разрушенную жизнь.

— Мои шрамы на груди — это последствия взрыва. Я выловил Николая, который самонадеянно полагал, что я сгнию в тюрьме и уже тянул руки к моим активам. Я дал ему эту иллюзию, а когда он окончательно в себя поверил, выловил и вывез в промзону…

— Опустим нашу «беседу», после которой он уже был полумертвым. Я вышел из машины заблокировав двери. Поджёг, смотрел, как он сгорает живьём и наслаждался его агонией, глотая виски. Через какое-то время машина взорвалась и меня зацепило горящими осколками, — голос хрипнет, и я пытаюсь сглотнуть. По щекам Елены скатываются слезы. Я мог не рассказывать ей это, но я хочу, чтобы она знала, с каким чудовищем имеет дело. И то, что мне не жаль. Я жалею о том, что эту мразь нельзя воскресить и убить заново.

Лена гладит мой шрам на щеке, переходит на грудь начиная любить мои увечья, потом берет руки, подносит их к губам и целует шрамы. И у меня горит в груди от чувства благодарности к этой женщине за то, что любит меня, таким как есть и разделяет мою боль.

— Это тоже от взрыва? — спрашивает она, продолжая целовать мои шрамы на руках, — киваю ей в ответ и вырываю ладони, перехватывая ее руки, целую пальчики. Не нужно ей знать, что шрамы на руках — это последствия моей терапии. Я много курил и тушил окурки об ладони, только для того, чтобы физическая боль заглушала душевную. Это мало помогало, но я делал это снова и снова, вдавливая тлеющие угольки в кожу.

— Вот и все, Леночка, и тебе придется жить с таким психом… — грустно усмехаюсь, стирая большими пальцами слезы с ее щек. — Но я понял, что ты держишь меня в этом мире, — хрипло признаюсь, потираясь щекой об ее щеку. — Твоя любовь не даёт захлебнуться. По началу это было невыносимо больно осознавать, но ты моя анестезия.

— Ты любишь ее? — сдавленно спрашивает она, скользя губами по моим щекам, скулам.

ЭПИЛОГ

Елена

Просыпаюсь от звона посуды, а следом за ним что-то разбивается. Надеюсь, это не мои любимые чашки. Переворачиваюсь на бок, обнимаю подушку Виталия, вдыхая любимый запах. Когда он в поездках, я вообще всю ночь не выпускаю ее из рук. Он настолько приручил меня, что, кажется, я не могу нормально дышать, когда его нет рядом. Говорят, первая любовь самая сильная, глубокая, искренняя и никогда не забывается. Я соглашусь. Так и есть. Только вот мы часто путаем ее с первым опытом. Как оказалось, я совершенно не любила Сергея. Моя первая настоящая любовь — Виталий. Это чувство нельзя описать. Мы вместе и мне хорошо. До этого я просто не знала, какие они — настоящие мужчины.