Через пять лет - Ребекка Серл (2022)

Да, мы с Беллой подружились не в школе, а в парке, в Черри-Хилле. Был праздник, Четвертое июля, и мы с родителями отправились в пригород Нью-Джерси к нашим родственникам. Мы редко с ними виделись. Они считали себя правоверными евреями и были довольно невысокого мнения о нас, исповедовавших реформистский иудаизм. Однако в тот день они пригласили нас на пикник, и мы согласились: поездка на море все равно сорвалась.

По прихоти судьбы там же очутились Белла и ее родители, хотя, как и мы, они жили в двадцати пяти милях от Черри-Хилла и в этот городишко их занесло по чистой случайности: компания Фредерика устроила там что-то типа барбекю. С Беллой мы повстречались под деревом. В голубеньком кружевном платьице, белых кроссовках и с алым бантом в волосах она выглядела настоящей француженкой, и мне даже почудился легкий акцент в том, как она произносила слова, что, впрочем, оказалось неправдой. Акцента у Беллы не было, просто до того дня я ни разу не общалась с людьми, говорившими не совсем так, как принято в Филадельфии.

– Она нам все уши о тебе прожужжала. Я испугалась, что вы больше никогда не увидитесь, и поэтому мы отправили ее в Харритон.

– Что значит – вы отправили ее в Харритон? – медленно переспрашиваю я.

– Мы боялись, что Белла останется без друзей. И когда она познакомилась с тобой, у нас не хватило духу разлучить вас. Твоя мама сказала, что осенью ты пойдешь в Харритон, вот мы и отдали туда Беллу.

– Из-за меня?

Джилл вздыхает. Поправляет шарф.

– Знаю, я не очень хорошая мать. Просто ужасная. Порой мне кажется, что поручить Беллу твоим заботам было единственным верным решением, которое я приняла в жизни.

К моим глазам подступают слезы. Они жгут. Они щиплют мне веки, словно жала крошечных пчел.

– Вы нужны Белле, – шепчу я.

Джилл упрямо мотает головой.

– Ты знаешь ее намного лучше, чем я. Да и что я могу ей теперь предложить?

Я наклоняюсь. Накрываю ладонью ее руку. Джилл непроизвольно вздрагивает: похоже, она давно отвыкла от теплых, дружеских прикосновений.

– Себя, Джилл, себя.

Глава тридцать девятая

Джилл приходит вместе со мной. Она мнется в коридоре, и Белла кричит из спальни:

– Данни? Кто там?

– Это я, мама, – отвечает Джилл.

Я ухожу. Оставляю их наедине. Бреду по улице, когда звонит моя мама.

– Данни? Как Белла?

И в ту самую секунду, когда я слышу ее голос, я начинаю рыдать. Я рыдаю по своей лучшей подруге, которая там, наверху в квартире, задыхаясь, борется за свою жизнь. Я рыдаю по своей матери, которая слишком хорошо знает, как велико и неизбывно это горе, как невыносимо тяжела эта ноша для человеческих плеч. Я рыдаю по своей потерянной любви, несостоявшейся свадьбе, по будущему, которому не суждено сбыться.

– Милая моя девочка, – бормочет мама. – Как я тебя понимаю.

– Я рассталась с Дэвидом, – всхлипываю я.

– Надо же, – бесстрастно произносит она, словно ждала чего-то подобного. – А почему?

– Потому что мы так и не поженились.

– Верно. Вы так и не поженились.

Некоторое время мы молчим.

– Как ты, Данни?

– Не очень хорошо.

– Ну, это все-таки лучше, чем совсем плохо. Тебе чем-нибудь помочь?

Простой вроде бы вопрос. Вопрос, который мама задавала на протяжении всей моей жизни. Тебе помочь с домашкой? Помочь оплатить кредит на машину? Помочь поднять корзину с бельем наверх?

Мама так часто предлагала мне помощь, что я напрочь позабыла о сакральной сущности вопроса «Тебе чем-нибудь помочь?», о его значимости. Я шла по жизни и блаженно не замечала, какой всепоглощающей любовью меня окружали, как скромно вплетали в ткань моего существования эти светлые нити любви. Но вот я прозрела. И увидела их.

– Да, – отвечаю я.