Два с половиной человека - Екатерина Дибривская (2021)

Глаза мечутся от моего лица к автомобилю и обратно в поисках ответа на вопрос, для которого у меня пока нет ответа. Точнее, есть. Да не тот, что она так отчаянно хочет услышать.

– Соня… Она с тобой? – спрашивает дрожащим голосом. Отрицательно качаю головой. – Нет? Она дома? Да? Скажи, она дома?

Рита срывается на плач, тихо оседая на асфальт. Меня разрывает на части от этой боли – от её боли. От боли матери моего ребёнка, которого я снова упустил.

– Пожалуйста, Ярослав! Ну чего ты молчишь? – я опускаюсь на колени рядом с ней, и Рита лупит меня по лицу своими ладонями. – Скажи, что всё хорошо. Скажи, что она дома… пожалуйста! – тоненько завывает она, ударяя по моим плечам. Я терплю боль физическую, тупо ноющую в груди от натяжения едва затянувшихся тканей. Рите необходимо выплеснуть свою боль. Душевную. Я прекрасно понимаю её чувства. – С твоей тёткой или твоей бывшей… с Мариной Семёновной… Я хочу, чтобы Соня была дома! Ну ты же её папа, Ярослав!

Рита безвольно опускает руки, рыдая глухо, отчаянно. От этих скорбных звуков я умираю внутри.

Притягиваю её к своей груди, сжимая в своих объятиях, и мы сидим так бесконечно долгое время. Прямо посреди парковки. Мимо проходят люди, сменяются автомобили, но я продолжаю держать её так крепко, как только могу, пока она не затихает.

Наплевав на предписания врача, поднимаю её на руки и укладываю на заднее сиденье. И везу домой.

Проделываю путь до спальни с ней на руках, кутаю в одеяло, не отпуская ни на мгновение. Страх, который я испытываю за неё, осязаем. Мне кажется, стоит только разомкнуть руки, как она исчезнет, испарится, не справившись со своей болью.

– Скажи, ты хороший полицейский? – неожиданно спрашивает Рита охрипшим голосом.

Я не уверен, что именно она хочет от меня услышать, поэтому не тороплюсь отвечать.

– Разве может хороший полицейский не найти собственную дочь? – с обидой спрашивает она, ударяя по моим чувствам. Я понимаю, что в ней говорит горе, не более того, но всё равно достаточно остро реагирую на её слова. – Все вы одинаковые! Ничего святого в вас нет, только о своей шкуре заботитесь! Не зря папа всегда говорил…

– Ах, папа?! – раздосадованно бросаю в ответ, отпуская её и поднимаясь с кровати. – Да что бы ты знала, дорогая, твой папа принимал активное участие в этой заварушке! Если моя дочь и пострадает, то только по воле твоего долбанутого семейства!

Не дожидаясь продолжения и не давая себе ни единого шанса ударить её побольнее, убираюсь из спальни, громко хлопнув дверью. А заслышав торопливые шаги на лестнице, для верности вообще покидаю дом. Я уже трогаюсь с места, когда Ритка выбегает на высокое крыльцо.

Ударяю по рулю, глядя в зеркало, как она сжимает рот ладонью, сдерживая рвущиеся рыдания. Мы всё решим потом. Обязательно.

А сейчас она права. Хороший полицейский обязан вернуть свою дочь.

28. Ярослав

В растрёпанных чувствах доезжаю до конторы, испытывая давно позабытое чувство напиться до беспамятства. На душе так пусто, что это просто невыносимо. Но я не могу поддаться слабости. Права такого не имею. Это не рядовое дело. Мне не на кого переложить ответственность хотя бы на один грёбаный вечер, чтобы скинуть балласт напряжения через несколько стаканов адского пойла.

– Где Власова? – спрашиваю у дежурного, не обнаружив бывшую жену в кабинете.

– Она не вернулась с выезда, – отрывается он от звонка, чтобы ответить, и тут же забывает обо мне.

Странно! Куда она запропастилась? Сейчас, когда она мне так нужна, чтобы успокоить, сказать, что я ничего не упустил в том особняке, её нет!

– Может, она сразу с СИЗО рванула? На допрос? – снова бросает дежурный в окошко, и я благодарю его.