Аномалия - Майкл Смит (2019)

Но я просто никуда не годился. Можно сказать «был недостаточно хорош», но сути это не изменит. В конце концов я собрал свои пожитки и свалил. Произошло это после того, как я целый год проработал над одним сценарием – стопроцентным шедевром, который я без устали шлифовал, переписывая снова и снова. На этот раз речь шла о сериале: идея принадлежала одному парню, который имел почти непосредственное отношение к самой верхушке кинокомпании «Двадцатый век Фокс», а это означало, что ничто в мире не помешает моему детищу увидеть свет. Но однажды этот парень просто исчез – внезапно, без предупреждения, будто сквозь землю провалился, – а его преемница учинила разбор полетов по стандартной процедуре: в первый же рабочий день начала вышвыривать за борт все проекты, финансирование которых сочла неоправданным расточительством.

Я присутствовал на совещании, вел себя учтиво и профессионально – даже не заколол ее ручкой. Из офиса вышел, чуть ли не насвистывая. Я шагал по улице, размышляя, к каким из моих пробных сценариев мне следует вернуться, и уже собирался было позвонить агенту и сообщить, что я снова в седле и готов броситься в бой… И вдруг остановился.

Люди недовольно цыкали, обходя неожиданное препятствие в моем лице, а я просто стоял и пялился на свой верный телефон, словно это был какой-то инопланетный артефакт. Внезапно я осознал с ужасающей ясностью, что все мои многообещающие сценарии обречены. Они навечно останутся тем, чем были всегда, – не более чем пустыми обещаниями.

Я сунул телефон в карман и побрел дальше, пройдя в итоге расстояние от бульвара Пико до Санта-Моники, а путь этот – говорю на случай, если вы не знакомы с географией Лос-Анджелеса, – весьма неблизкий.

Когда я наконец добрался до океана, то едва дышал от жары и усталости. К тому же, пребывая в полном недоумении, обнаружил, что лицо у меня мокрое от слез, хотя я и не помнил, чтобы плакал. Это настораживало. Я был истерзан и разбит, мне хотелось повеситься от тоски. Я валялся на песке, с остервенением разгребал кучу пепла, в которую вновь превратился феникс моего самоуважения, и надеялся, что, как и прежде, мне удастся воскресить эту своенравную птицу. «Вот что, Нолан, тебе просто нужно передохнуть, – убеждал я себя, – тот парень был отличным продюсером, но ведь на нем свет клином не сошелся. И вообще, ты слишком уж зациклился на этом несчастном сериале – пахал и пахал как вол, без сна и отдыха. Успокойся, жизнь продолжается».

Но ничего не вышло.

Моя душа была выжжена дотла.

Я умер.

Когда наступили сумерки, я позвонил Кристи, она приехала и забрала меня домой. Вечером мы сидели в баре, крепко обнявшись, и она говорила мне, что я очень талантливый, что обязательно найду свое призвание и мои дела пойдут в гору и что она меня любит.

Вот какими мы были в то время.

Рядом послышались чьи-то шаги. Я оторвал взгляд от ботинок и увидел Кена. Тропа к этому моменту стала достаточно широкой, чтобы по ней могли пройти двое.

– Что ж, – сказал он, – я рад сообщить, что команда пребывает в боевом расположении духа. Пьер снимает, материал получается шикарный, да еще эта маленькая хохотушка Фезер, как выяснилось, вовсе не собирается трепать мне нервы. Красота, одним словом. Вот только, чует мое сердце, в глубине того, что считается душой Нолана Мура, творится что-то неладное.

– Все нормально.

– Хрена с два у тебя все нормально. Слышал я заключительные аккорды вашего так называемого интервью. Беседовали вы громко.

– Имей в виду, Кен: я тебя убью, если только вздумаешь произнести: «А ведь я предупреждал».

– Да больно оно мне надо. Лучше послушай вот что: такое я редко тебе говорю, чтобы ты, не дай бог, не возгордился, и все же. Нолан, ты отлично справляешься со своей работой. Талант тут, разумеется, ни при чем – у тебя его нет. А вот нюх на стоящую историю и умение правильно ее преподнести – есть. И веришь ты в нее или не веришь – это уже дело десятое.