Ярость - Стивен Кинг (2006)

Распахнул дверцу. Внизу, скрученная в пахнущий потом комок, лежала моя спортивная форма, пакеты из-под завтраков, обертки шоколадных батончиков, огрызок яблока, покоричневевший от времени, пара черных кроссовок. Красная нейлоновая ветровка висела на крючке, на полке над ним лежали все учебники, кроме алгебры. «Гражданское право», «Американская государственность», «Французские сказки» и «Человеческий организм», этот путеводитель по человеческому телу, современная книга с юношей и девушкой на красной обложке и заклеенным по решению школьного комитета разделом «Венерические заболевания». Я решил начать с этого самого организма, проданного школе не кем иным, как стариной Элом Латропом. Я, во всяком случае, на это надеялся. Я достал учебник с полки, раскрыл где-то между «Основными элементами питания» и «Правилами пребывания на воде» и разорвал на две части. Без всякого усилия. Они все рвались легко, кроме «Гражданского права», написанного Силвером Бардеттом примерно в 1946 году. Обрывки я побросал на нижнюю полку. Наверху оставалась только логарифмическая линейка, которую я переломил пополам, фотография Рэкел Уэлш[2], приклеенная к задней стенке (ее я трогать не стал), и коробка с патронами, спрятанная за учебниками.

Я взял коробку, посмотрел на нее. Первоначально в ней лежали длинные винтовочные патроны под «винчестер» двадцать второго калибра, но теперь их заменили другие патроны, которые я выгреб из ящика стола в отцовском кабинете. Стену кабинета украшала голова оленя, и она смотрела на меня стеклянными глазами, когда я брал револьвер и патроны, но меня это нисколько не волновало. Голова принадлежала не тому оленю, которого он завалил, когда взял меня, девятилетнего мальчугана, на охоту. Револьвер хранился в другом ящике, за пачкой конвертов. Я сомневаюсь, что отец помнил, где лежал револьвер. Собственно, он там уже и не лежал. Теперь он оттягивал карман моего пиджака. Я вытащил револьвер из кармана и засунул за пояс. Я не ощущал себя гессенцем. Скорее, Диким Биллом Хикоком[3].

Патроны я сунул в карман брюк, достал зажигалку. Обычную газовую зажигалку с прозрачным корпусом. Я не курю, но язычок пламени меня завораживает. Я вертанул колесико, вспыхнул огонек, я присел и поднес зажигалку к вороху мусора на нижней полке шкафчика.

Первыми загорелись тренировочные штаны, потом пакеты из-под завтраков, разорванные книги. Повалил дым.

Я поднялся, захлопнул дверцу. Теперь дым выходил через маленькие вентиляционные отверстия над липучкой с моими именем и фамилией. Я слышал, как за дверцей потрескивает огонь. Вентиляционные отверстия засветились оранжевым. Серая краска начала трескаться и отшелушиваться.

Из класса мистера Джонсона вышел мальчик с зеленым пропуском: отпросился в туалет. Посмотрел на струйки дыма, поднимающиеся из вентиляционных отверстий, на меня и поспешил к пункту назначения. Не думаю, что он видел револьвер. Если б увидел, его бы как ветром сдуло.

Я же направился к комнате 16. Взявшись за ручку двери, оглянулся. Из вентиляционных отверстий валил дым, перед шкафчиком появилось черное пятно сажи. Липучка стала коричневой. Буквы слились с фоном.

Не думаю, что в тот момент в моем мозгу бродили какие-то мысли. Только трещали статические помехи, как в приемнике, когда ушел с одной станции и еще не поймал другую. Мой мозг словно поменял хозяина. Теперь им правил коротышка в треуголке Наполеона. Вытаскивал из рукава тузы и ходил с них.

Я повернулся к двери комнаты 16, открыл ее. Я надеялся, но не знал, на что.

Глава 9

— Как вы понимаете, при увеличении числа переменных постоянные никогда не меняются. К примеру…

Миссис Андервуд резко повернулась, поправила очки:

— Вам разрешили вернуться на урок, мистер Декер?