Дорожные работы - Стивен Кинг (2013)

– Священника? – закончил за него Дрейк. – Но я ведь больше не священник. После этого случая. – Он приподнял свою обожженную, изувеченную руку. – Рассказать вам, как я достаю деньги, чтобы поддерживать это заведение? Ведь люди, что работают здесь, – все без исключения старики, которые совершенно не понимают приходящую молодежь, но тем не менее не могут оставаться безразличными к ее проблемам. Есть здесь у меня ребята, выпущенные из тюрьмы с испытательным сроком, так они в уличных оркестрах играют. По кругу шапку пускают. Но главным образом мы, конечно, существуем за счет денег от богатых жертвователей. Я стараюсь посещать все благотворительные мероприятия. На дамских чаепитиях выступаю. Рассказываю про детей-бродяжек, про несчастных бездомных, которые ночуют в канализации, а по ночам жгут газеты, чтобы спастись от холода. Про пятнадцатилетнюю девчушку, которая ушла из дома в 1971 году, а когда появилась у нас, то ее голова и лобок так и кишели огромными белыми вшами. Про то, сколько у нас в городе больных венерическими заболеваниями. Про «рыбаков» – мужчин, которые подстерегают на автовокзалах сбежавших подростков и предлагают им зарабатывать, торгуя своим телом. Про мальчиков, которые делают в туалетах минеты за десять долларов; или за пятнадцать – если глотают сперму. А половину выручки отдают сутенерам. Женщины ахают и охают от ужаса, сердца их, возможно, замирают, но зато они раскошеливаются, а это для нас самое главное. Порой их удается так пробрать, что они не только жертвуют десятку, но и приглашают меня домой. Устраивают торжественный ужин, знакомят с домочадцами и просят произнести проповедь, едва горничная успевает подать первое блюдо. И приходится произносить, Доус, как бы меня от этих слов ни воротило. Потом нужно непременно погладить по головке какого-нибудь ребенка – а ребенок почему-то находится всегда, – и говорить: ах какой славный мальчик! Или – ах какая замечательная девочка! Если же повезет, то эта дама еще пригласит своих знакомых, которые хотят своими глазами увидеть священника-расстригу и бунтаря, который, возможно, поставляет оружие «черным пантерам» или Организации освобождения Палестины, и тогда приходится напускать на себя личину патера Брауна и слащаво улыбаться, пока морда не треснет. Все это называется – трясти денежное дерево или выдаивать долларовую корову. Обставлено все ужасно красиво, но вот по возвращении домой чувствуешь себя настолько оплеванным, словно весь день проторчал в сортире, вылизывая задницу какому-нибудь нуворишу. Да, для меня это, конечно, составляет часть моего обета покаяния, однако некрофилия – извините за это слово, мистер Доус, – в наложенную на меня епитимью не входит. Вот почему я вынужден отказаться от вашего предложения.

– За что на вас наложили епитимью?

– А это, – криво улыбнулся Дрейк, – останется между мной и Богом.

– Но почему вы избрали именно такой способ сбора денег, который вам столь отвратителен? – спросил он. – Почему бы не просто…

– Для меня этот способ единственный. Я отрезал себе пути к отступлению.

Вдруг он с упавшим сердцем понял, что Дрейк только что объяснил ему причину его собственного прихода сюда, причину всех его последних поступков.

– У вас ничего не болит, мистер Доус? Вы выглядите так, словно…

– Нет, у меня все в порядке. Я хочу пожелать вам удачи в вашем деле. Даже если вы ничего не добьетесь.

– Иллюзий у меня давно не осталось, – грустно улыбнулся Дрейк. – Вам же еще следует все обдумать. Не совершайте поспешных поступков. Всегда можно найти какой-то выход.

– В самом деле? – Он тоже улыбнулся в ответ. – Закрывайте-ка свое заведение. Пойдемте со мной и давайте вместе займемся делом. Я вам всерьез предлагаю.

– Вы, верно, шутите?