Лента Мёбиуса - Франк Тилье (2018)

Вик скривился, но ему удалось утихомирить рвущиеся наружу внутренности. К нему повернулись угрюмые лица, а потом все как один вернулись к работе. Кто фотографировал, кто делал замеры, кто снимал показания приборов, кто что-то записывал. И все это составляло внушительный контраст со сценой беспредельного ужаса. Самые новые технологии против самого первобытного варварства.

Девушка была привязана колючей проволокой к массивному шкафу. Ее привязали стоя, руки жертвы беспомощно болтались по бокам, босые ноги, истерзанные проволокой, были связаны вместе. Последние фаланги пальцев отрублены, и с них свисали кровавые сталактиты.

Но самым страшным было не это, самой страшной была голова.

Она наклонялась вправо, череп был прикрыт коричневой тканью, а дальше до самых лодыжек спускалась синяя. Вместо лица бесформенная каша. Губы и язык отрезаны, а за нижнюю челюсть, проткнув подбородок и нижнюю губу, зацеплен огромный крюк. К оконечности железного крюка была узлом привязана веревка, и на ней болтались матерчатые мешки разного размера и веса. Своей тяжестью они выламывали нижнюю челюсть. Взгляд жертвы уходил куда-то в никуда, словно она отводила глаза от собственного страдания.

Вик не отваживался даже представить себе, какую муку испытывала эта женщина в последние секунды жизни. Проволока, впившаяся в кожу, крюк, истерзанное тело, но прежде всего – ужас.

К молодому лейтенанту подошла Жизель Демектен:

– Жуткая картина, верно?

Она махнула головой в сторону санитаров, входивших в спальню с носилками и кусачками. Над жертвой на шкафу было написано мелом: «82/100».

– Когда она умерла? – спросил Вик.

– Навскидку – между восемью и двенадцатью часами. Судя по точечным кровоизлияниям, она захлебнулась. Когда выломалась нижняя челюсть, она не смогла выплюнуть хлынувшую кровь, и жидкость проникла в легкие. Так что, можно сказать, ее утопили в собственном гемоглобине.

Запах стоял невыносимый. Вик старался дышать ртом.

– А на предплечьях есть следы от уколов? – спросил он Демектен.

Она кивнула:

– Да, можно предположить, что ей тоже ввели морфин. Взгляните на мешки с зерном, привешенные к ее нижней челюсти, и обратите внимание на их разный вес. Сначала он прицепил тяжелые мешки, чтобы быстрее раздвинуть челюсти и нагрузить челюстно-лицевые мышцы. Но потом «отрегулировал» нагрузку, заменив мешки на более легкие, чтобы подойти к пределу эластичности мышц, перед тем как челюсть оторвется. Представляете, какую боль она испытала, когда морфин перестал действовать?

Демектен сняла очки и вытерла лоб платком.

– Эта часть лица особенно чувствительна к боли: в ней много разных мышц и нервов. Вторая жертва, как и первая, много потела, что позволяет предположить, что пытка была долгой. И уксусом ее тоже смачивали, как и первую.

Вик задыхался. Ему вдруг непреодолимо захотелось сорвать маску, швырнуть ее на землю, вернуться домой и прижать к себе Селину.

– А… ее насиловали?

– Нет.

Демектен стянула с рук перчатки и распорядилась, чтобы санитары унесли тело. Потом снова заговорила:

– Да, вот еще что. Как и в тот раз, возле правой руки жертвы находился предмет, он лежал на ручке шкафа. Объектив фотоаппарата «35–200».

Вик почувствовал, что за спиной кто-то появился. Ван.

– Ну как? – спросил тот. – Второй эпизод за четыре дня, и это притом, что в криминальной полиции ты меньше месяца. Парень, ты принимаешь участие в расследовании высшего класса.

– Знаешь, на этот раз я предпочел бы класс пониже.

Демектен попрощалась и вышла.

– Я спрашиваю себя, а создан ли я, мать вашу, для такой работы.

– Рано или поздно все задают себе этот вопрос. Только вот ты его задал что-то уж больно рано.

Ван достал из кармана забористую перченую конфетку.

– Этот вонючий идиот перебил все зеркала во всех комнатах, – сообщил он, перед тем как сунуть ее в рот. – Сверху донизу.

Вик нахмурился: