Мертвая зыбь - Юхан Теорин (2015)

В путь. Туда, на берег в Стенвике. Столкнуть плоскодонку и грести к кораблю, стоящему на рейде. Сняться с якоря, поднять паруса и плыть. Туда, в большой мир.

Герлофа всегда волновала мысль, что он, эландский каботажный шкипер, может плыть, куда ему вздумается. Немного удачи, много умения, надежная оснастка и хороший запас провианта – иди куда хочешь, в любую гавань, а потом возвращайся домой. Вот это и называется свободой.

И тут прозвонил колокольчик на ужин – и он словно очнулся. Очнулся в своем дряхлом, бессильном теле. Негнущиеся суставы, а руки… с такими руками взяться за фал – куда там!

Быстро они пролетели, годы на море. И было-то их не так уж много. В конце двадцатых годов он плавал первым помощником с отцом на его галеасе «Ингрид Мария». Лет через пять отец окончательно сошел на берег, стал судовым маклером, а Герлоф унаследовал корабль, переоборудовал и поменял название на «Ветер». На континент и обратно. Пиломатериалы и дрова из Смоланда на Эланд. Камень – с Эланда в Смоланд. Так он стал капитаном большой лайбы в двадцать два года.

Во время Второй мировой войны работал лоцманом. Дважды ему приходилось видеть, как самонадеянные капитаны, уверенные, что знают лучший и более безопасный фарватер, отказывались следовать за лоцманом-ведущим. Оба раза все кончилось одинаково – нарвались на минные поля и ушли на дно вместе с экипажем.

В те годы все моряки жили в постоянном страхе. Мины были везде. В кошмарном сне, который иногда повторялся и сейчас, многие годы спустя, Герлоф видел одну и ту же картину: он стоит у релинга над спокойным, прозрачным морем. Заходит солнце, более мирного и красивого пейзажа и вообразить нельзя – красота неописуемая, воплощение радости и покоя. И вдруг он видит прямо у борта большую черную мину. Мина старая, ржавая, покрыта водорослями, но рожки детонаторов на месте. Через несколько секунд они прикоснутся к корпусу, и раздастся взрыв. Ветра почти нет, лайбу не остановить, не повернуть, она в полной тишине медленно, очень медленно скользит навстречу неминуемой гибели… и в этот момент он просыпается. Всегда. Как тогда, так и теперь.

После войны он купил свою вторую лайбу, «Летящую по волнам». Эта была побольше и понадежнее, и он начал регулярные рейсы между двумя «хольмами» – из Боргхольма в Стокгольм и обратно, через канал в Сёдертелье. Туда возили красный известняк, спрос на эландский камень благодаря послевоенному строительному буму возрос многократно. На обратном пути лайбу грузили горючим, штучными товарами, известью. Он знал все суда, встречавшиеся ему в гаванях, знал их капитанов, так что, если что случалось, всегда можно было рассчитывать на помощь товарищей.

И конкуренции-то тогда не было, а если и была, ее никто не замечал – все старались помогать друг другу. Герлоф прекрасно помнит декабрьскую ночь пятьдесят первого, когда на «Летящей» начался пожар. Лайба стояла на якоре в Энгшё. Загорелось льняное масло в трюме – Герлоф и его первый помощник Йон Хагман еле успели выбраться на палубу, прежде чем вспыхнул весь корабль. Плавать никто из них не умел, но рядом стояла на якоре лайба из Оскархамна, и она приняла их на борт. А «Летящая»… с «Летящей» ничего не оставалось делать, как обрубить якоря и пустить дрейфовать факелом в ночи.

Для Герлофа это зрелище полыхающего во мраке корабля так и осталось символом эландского судоходства… хотя в те дни он так не думал. Надо было бы, конечно, тогда и завязать – морская коллегия никакой его вины в произошедшем не нашла, но он из чистого упрямства потратил страховые деньги на покупку моторной баржи и продолжал еще девять лет. «Нор». Его последняя баржа, самая красивая из всех, с великолепно выгнутой кормой и уютно тарахтящим керосиновым двигателем. Тух-тух-тух… Ему и сейчас, когда он засыпал, чудилось иногда его симпатичное ворчание. Но смазывать эту древнюю пыхтелку надо было каждый час.