Отель «Петровский» - Альбина Нурисламова (2020)

В кровати лежала его жена. Не Наташа – первая супруга, Агафья, умершая много лет назад. На ней была любимая ночная рубашка, белая, с мягкими кружевами у ворота, и чепец. Длинные каштановые волосы, которые припорошила ранняя седина, змеились по плечам. Белое лицо с посиневшими губами было застывшим, окаменевшим – ни следа той мягкости, которая была свойственна жене при жизни. Круглые глаза, почти лишенные ресниц, смотрели строго, даже зло.

Петровский покачнулся, точно ему дали оплеуху. Свеча задрожала в руке, тени бесформенными кляксами заметались по стенам.

«Как?» – хотел произнести он.

– Это не твой дом, – проговорила покойница, с трудом разлепив губы.

В ту же секунду лицо ее начало оплывать, таять, как горячий свечной воск. Кожа перчаткой сползала с него, глаза вывалились на щеки.

Петровский завопил, не сумев сдержаться, слепо оглядываясь по сторонам, не узнавая места, где находился. На крики его никто не прибежал, как будто дом внезапно опустел… а может, так оно и было?

Мертвая женщина в его постели уже ничем не напоминала Агафью – в ней вообще не было ничего человеческого: скрюченное, усохшее тело, шишковатый череп, когтистые руки, похожие на птичьи лапы… Существо завозилось, выбираясь из кровати, и Петровский, понимая, что оно сейчас приблизится к нему, заскулил от ужаса, как дворовая собачонка.

«Это оно было там, в подвале», – пришло ему на ум, и в ту же секунду Николай Федорович впервые в жизни повалился на пол без сознания.

Очнулся утром, когда в спальню сквозь зашторенные окна лился серый рассвет. Кто-то негромко постучал в дверь и деликатно покашлял. Петровский поглядел на часы: без четверти семь. Обычно в это время он уже спускался к завтраку, полностью одетый, чтобы ехать в контору.

На полу, возле кровати, он, по всей видимости, пролежал всю ночь. Но самым ужасным во всем этом было не то, что на затылке вскочила шишка, он промерз на студеном полу, а спина отозвалась болью на попытку пошевелиться и встать. Хуже всего было то, что на этот раз убедить себя в том, что ему лишь померещилось, не вышло.

Мертвая Агафья и то существо, в которое она превратилось, теперь всегда оставалось с ним, куда бы Петровский ни шел, о чем бы ни думал. Он боялся засыпать, боялся открывать глаза поутру, чтобы не увидеть кого-то рядом, боялся шагов за дверью и голосов, которые раздавались в ночи, как ни затыкай уши.

Петровский дом был буквально набит призраками, потусторонними сущностями, как кадушка – солеными огурцами, и они в любой момент могли выскочить из-за угла, подкараулить, наброситься.

Дальнейшие события только усугубляли угрожающую обстановку: повальное увольнение слуг, исчезновение Маши, слухи, которые ползли по городу. Можно было признать правоту Наташи и попросту уехать, но Петровский не мог сдаться на милость дома – собственного дома! Не мог позволить этого не только из-за склада характера. Побег означал бы окончательное и бесповоротное признание того, что призраки, ожившие мертвецы и прочие невозможные вещи в самом деле существуют, они реальны и могут догнать его, куда бы он ни попытался скрыться.

Как жить с этим новым знанием, Петровский пока не знал и отчаянно пытался придумать, что делать, как поступить. Он действовал в двух противоположных направлениях: пытался удержаться в рамках реальности, вести обычную жизнь, делая вид, что ничего не происходит, ни с кем не делясь своими страхами, уговаривая себя, что физически навредить ему и его жене они не могут; и в то же время пытаясь понять, как бороться с неведомо откуда взявшимся в его жизни кошмаром.

Николай Федорович знал, что построил дом на необычном месте: больница здесь стояла с незапамятных времен. Изначально идея была благотворительная: бедняков должны были лечить бесплатно, а лечением занимались лучшие медики. Какое-то время так и было, больница считалась одним из самых уважаемых медучреждений города, врачи тут, действительно, работали с полной отдачей и по зову сердца.