Природа зверя - Луиза Пенни (2017)

– Вам придется убить нас всех, – сказал Гамаш. – Вы готовы к этому?

– Если вы готовы умереть, то и мы готовы, – заявила Мэри Фрейзер. – Смерть немногих ради блага большинства, вы помните?

– У вас извращенные представления о благе большинства, – рявкнул Бовуар. – Для вашего сведения: вот как выглядит благо большинства!

Он швырнул чертежи в камин, и в этот момент профессор Розенблатт встал перед Гамашем. А у себя за спиной Арман Гамаш услышал, как огонь с воем принялся пожирать чертежи «Проекта „Вавилон“».

– Черт! – воскликнул Делорм.

Он оттолкнул в сторону профессора, пытаясь добраться до чертежей. Но Гамаш и Бовуар схватили его и выбили из руки пистолет.

Все закончилось за несколько секунд – столько понадобилось огню, чтобы сожрать чертежи целиком. Бовуар держал Делорма, а Гамаш обшаривал взглядом зал.

Мэри Фрейзер сделала было шаг-другой вперед, но остановилась, увидев, что опоздала. Теперь она смотрела на профессора Розенблатта, который нагнулся и поднял пистолет.

Гамаш тоже повернулся к нему, и тут наступила пауза. Длиной в дыхание, она, казалось, продолжалась вечно, и все это время ученый держал оружие и смотрел на них. А они – на него.

Наконец он протянул пистолет Гамашу.

– Ну вот все и кончилось, – сказал Габри, входя в зал из кухни. – Почти все новости – об этой треклятой пушке.

Он остановился, и Оливье, шедший следом, наткнулся на него и уже хотел сказать что-то, но тут увидел, что творится в бистро.

Мэри Фрейзер посмотрела на них и повернулась к Гамашу. Лицо ее побледнело, она тряслась от ярости.

– Вы и представить себе не можете, что натворили.

Она перевела взгляд на Бовуара, потом на пожилого ученого.

– Габри прав, – сказал Бовуар. – Все кончилось.

Он отпустил Делорма и подтолкнул его к Мэри Фрейзер.

– Ты дурак, – сказала Мэри Фрейзер. – Ничего не кончилось. Все только начинается.

– Вы не хотите их задержать? – спросил Розенблатт, глядя на агентов КСРБ, спешащих к двери.

– Пусть уходят, – сказал Гамаш, быстрыми шагами возвращаясь к стойке бара и телефону. – Сейчас есть кое-что поважнее.

Он набрал номер Лакост.

Джон Флеминг впервые за десятилетия ощутил лучи солнца на лице, и им не мешали ни решетки, ни колючая проволока, ни вышки охранников.

Было уже поздно, и гораздо позднее, чем догадывался молодой агент, – вот о чем думал Флеминг, следуя за ним в ничем не примечательную машину.

Флеминг знал: этот день наступит. Он знал, что снова будет свободен. Чувствовал это своими костями. Он терпеливо ждал этого дня. Планировал его. И теперь намеревался привести свой план в действие.

Он видел перед собой спину молодого человека, слышал шелест высокой травы в поле, ощущал запах сосны в прохладном воздухе. Его чувства, спавшие много лет, обострились, стали сильнее, чем прежде.

Он даже ощущал едкий запах страха, исходящий от формы Адама Коэна. Флеминг впитывал в себя все это, шагая к машине.

Не успели Фрейзер и Делорм выйти из бистро, как Лакост в оперативном штабе уже сняла трубку, отвечая на звонок Гамаша. Не дожидаясь ее «алло», он сказал:

– Мы нашли чертежи. Звони Коэну. Останови его.

Лакост сбросила вызов и нашла номер, записанный в памяти телефона. Раздался первый гудок. Потом второй.

– Постойте, – сказал Коэн, когда они подошли к машине и охранник уже собирался усадить заключенного на заднее сиденье.

Коэн вытащил телефон.

По-прежнему ничего.

Он сунул телефон в карман и кивнул приятелю.

Лакост попробовала еще раз, очень внимательно, чтобы не ошибиться, набирая цифру за цифрой.

Она слышала гудки, долгие гудки.

После пятого звонка она отключилась. Телефон даже не переключился на голосовую почту.

Она попыталась отправить текст. Эсэмэска не прошла.