Выбор пути - Алексей Свадковский

Тихая Вода? Это, кажется, местный жрец Селедры. Припоминаю. Вчера вечером после моего прибытия он заявился ко мне и пытался выгнать из деревни: что-то бормотал, бил в молитвенный барабан, а потом ещё окуривал ворота моего дома зачем-то каким-то вонючим дымом. Когда мне его вопли надоели, я запустил в него пустой бутылкой из-под вина, и местный борец с Хаосом предпочёл покинуть поле боя. А тут смотри ты, как всё строго! Изгонят из деревни!

– А чего ты в море один пошёл? – спросил я у рыбака, чтобы прервать тишину. – В этом мире даже Игроки-охотники за жемчугом ныряют командами по пять-шесть разумных, из которых половина – бойцы. И это в Тёплых водах, где Изменённые и прочие твари почти не появляются. А здесь до Тёмных вод рукой подать, и Изменённые как у себя дома, смотрю, плавают...

– Есть нечего, – устало махнул рукой рыбак. – Возле Большого острова всё выловили. Чтобы что-то найти, надо идти на глубину, а у меня ещё и долг перед жрецом: пять жемчужин за лечение дочери. Если не отдам, лодку с сетью заберёт, а я у него рабом стану. А что тогда с моей дочерью станет? С голоду помрёт. Вот и решил рискнуть, на большую рыбу сходить. А тут Изменённые, сушеные ублюдки!

Он раздражённо сплюнул, и продолжил:

– Хорошо, что поединок решили устроить. Их главный захотел позабавиться, а как мне с ним драться? У него трезубец; видно, был когда-то Стражем вод. А у меня вон, – кивнул он на небольшой нож, вырезанный из чёрного камня. – Если бы не ты и не твоё чудище, плавал бы я уже на дне моря со вспоротым брюхом.

Ладно, надо возвращаться на берег. На сегодня поиски жемчуга, считай, закончены. А с Тихой Водой, местным жрецом, надо решать что-то. Мне тут ещё жить, и контакты с местным населением портить не надо.

Посмотрев на мои неуклюжие попытки поставить парус и сплюнув, рыбак кое-как смог подняться со дна лодки, и, держась за бок, помог мне. Ветер дул попутный, и захлопавший на ветру парус, натянувшись, потащил баркас назад. Самфурин плыл рядом, то обгоняя лодку, то возвращаясь назад, весело издавая трели. Он был похож на весёлого пса, а не грозного бойца, убившего пару минут назад двоих Изменённых.

Возле берега, привязав лодку у причала, я помог выбраться рыбаку. Он ещё был слаб: раны хоть и затянулись, но кровопотеря была большой. Идти было недалеко: деревушка находилась почти на берегу моря. Небогатая хижина рыбака, как и моя, была расположена почти на окраине деревни. Заборы здесь не принято ставить, так что я довёл его до порога дома. Опираясь на моё плечо, он приоткрыл дверь и приглашающе махнул рукой. Пригнув голову, я заглянул внутрь и увидел всё небогатое убранство его дома: небольшой очаг, сложенный из камней, в котором сухо потрескивал огонь, глиняные кружки и чашки, стоящие прямо на полу, и дочку рыбака, накрытую кучей тряпья возле очага. Я даже успел удивиться: какой странный ребёнок! Нет, чтоб кинуться к отцу, встретить его на пороге, а она лежит возле очага, как столетний дед, греющий кости. Потом я увидел, как отец, бережно взяв её на руки, прижал к себе. Тоненькие ножки, как сухие сучья, бессильно висели, почти касаясь земли.

– Что с ней? – спросил я, стараясь скрыть свой стыд за недобрые мысли. Отец бережно обтирал тело дочери влажной тряпкой, и ответил не сразу.

– На колючую медузу наступила. В тот день была сильная буря. На берег иногда выносит немало полезного. Дети как раз играли на берегу или помогали взрослым, когда моя девочка наступила на эту пакость. Её совсем не было видно. Я был с ней рядом, в пяти шагах, но не успел ничего сделать. Медуза была уже мёртвой, но всё равно смогла ужалить. Я до сих пор помню, как она бежит ко мне, а потом ноги подламываются, и она падает, чтобы больше никогда не встать.

– А где её мать?