И небо в подарок - Оксана Гринберга (2018)

А резиновая лодка в гараже по соседству со старым мотоциклом, удочки и снасти, охотничьи ружья деда, запертые в сейфе? Быть может, оставить моим детям, чтобы и они росли счастливыми и свободными? Но мне уже двадцать один, а к этому времени меня никто так и не заинтересовал - ни одного кандидата в будущие мужья!

Пробовала однажды, встречалась с парнем из Академии. Цветы, кино, комплименты... Но дальше поцелуев у нас ничего не зашло. Они вызывали у меня легкое недоумение, переходящее в раздражение, и я решила все это прекратить, подумав, что со мной что-то не так. Гормональный сбой вкупе с заводским дефектом. Какие уж тут дети?!

Вздохнув, потрясла головой, разгоняя воспоминания о прежней жизни. Я была в ней счастлива, несмотря на серьезный заводской дефект и мелкие жизненные неурядицы.

А сейчас?..

Сейчас я открыла ворота и отогнала свой новенький мотоцикл - подарок папы на двадцатилетие - к гаражу. Поднявшись на цыпочки, отыскала под крышей тяжеленный ключ от дома. Прошла по дорожке мимо укрытых на зиму розовых кустов - бабушка научила, - махнула с крыльца боровскому старожилу деду Захару, пришедшему посмотреть, кто приехал.

Подозреваю, это было единственным его развлечением на сегодня, потому что зимой и ранней весной здесь смотреть особо было не на что - если только на непролазную грязь и подтаявшие серые сугробы.

Молодежь давно уже перебралась в город, а за ними потянулись и те, кто постарше. В Боровке оставались лишь несколько стариков, которым попросту было некуда податься. Правда, к лету деревня оживала - появлялись дачники, а по пыльным улицам вдоль кривоватых заборов носилась на велосипедах вывезенная на природу детвора.

- Что, Никусь, отдохнуть приехала? - спросил дед Захар прокуренным голосом, затем шмыгнул покрасневшим на морозе носом.

Кашлянул, выругался негромко, вспомнив недобрым словом чью-то мать.

- Да, дядя Захар, - ответила ему. - Отдохнуть.

- А батя твой?

- А батя мой не приехал.

- Ну, раз так, то... - он снова кашлянул. - Если что надо, то ты приходи, - произнес неуверенно, потому что знал, что я не приду.

Окинул меня взглядом с ног до головы - затянутую в черную кожу, с золотистыми непослушными локонами, выбивающимися из-под темной облегающей шапочки, которую я надевала под мотоциклетный шлем. Пожав плечами под серым ватником, захлюпал ногами в необъятных резиновых сапогах по боровской грязи в сторону ближайшего магазина.

Идти до него было всего лишь пять километров.

Дед Захар ушел, а я прошла в дом. Затопила печь. Затем, прислушиваясь к размеренному потрескиванию дров, выпила холодной колы, выловив ее из черного рюкзачка. Отломила кусок хлеба - оказалось, так вкусно вприкуску с сыром! Быть может, потому, что последний раз я ела...

Наверное, вчера. Или, возможно, позавчера.

После смерти отца подобные вещи меня мало интересовали, потому что перед глазами постоянно вставал свежий черный холм на Новом Кладбище и серый мраморный памятник с надписью: «Теперь ты принадлежишь небу». А еще выбитое на нем имя - «Ариан Гардов» - и дата его смерти, потому что я даже не знала дату его рождения.

Я почти ничего о нем не знала! Кроме того, что папа жил, растил меня и что-то старательно записывал в своих тетрадях на языке, которого я не понимала. Странные черточки и закорючки, издали похожие на руническое письмо, тогда как вблизи... они ни на что не были похожи! А потом он взял и умер от гриппа. Сгорел за день, и в больнице мне выдали бумаги о смерти. Что-то спрашивали о вскрытии, но я лишь покачала головой.

Зачем? Кому это нужно, если его уже не вернуть?

И мне даже некому было сообщить о его скоропостижной кончине - в его университет или же фонд, где он работал, потому что в потертом кошельке отца я нашла лишь несколько мятых купюр и ни одной визитки. В мобильном телефоне тоже был всего один номер.

Мой.

И ни одного входящего или исходящего звонка.