Одна маленькая вещь - Эрин Уатт (2019)

– Второй раз мы целуемся, – поясняю я. Улыбаясь, я снова целую его и отодвигаюсь. – Пусть будет три.

Он склоняется и прижимает свои губы к моим.

– Пусть будет четыре, – хрипло выдыхает он.

После этого мы перестаем считать. Никто из нас не шел сюда за этим, но мы не можем сопротивляться. Может быть, дело в этом доме, этой спальне, этом районе, где нет ограничений. Как бы то ни было, я не могу оторваться от него, а он – от меня. Когда-то мы вынуждены будем остановиться, но не сейчас.

К сожалению, только я думаю так. Чейз отодвигается, оставляя меня на расстоянии вытянутой руки от себя.

– Думаю… – Он замолкает.

Я склоняюсь к нему.

– О чем?

Он встает.

– Думаю, это должно быть в последний раз.

– Что в последний раз? – спрашиваю я, надеясь, что он не слышит паники в моем голосе.

– В последний раз, когда мы видимся.

Паника прорывается в полную силу.

– Точно нет.

– Бэт…

– Нет, – обрываю я его. – Мы не перестанем, а будем видеться каждый день до конца учебного года, потом вместе переедем в Айову. Я стану ветеринаром, ты – сварщиком, и мы будем блаженно счастливы. Все.

– Твой отец будет продолжать преследовать меня. А если ты будешь и дальше убегать из дома, чтоб повидаться со мной, он снова накажет тебя.

– Мне все равно. Он не сможет наказать меня больше, чем уже наказал.

– Он ненавидит меня, – ровно отвечает Чейз. – Все в Дарлинге ненавидят меня, Бэт.

– Тогда всем в Дарлинге нужно научиться прощать, – выпаливаю я в ответ. – Этот несчастный случай – в прошлом. Ты должен ходить с высоко поднятой головой, Чейз. Ты заплатил за свои ошибки. Не позволяй им осуждать тебя.

К моему удивлению, он разражается темным, безрадостным смехом.

Я хмурюсь в ответ.

– Что такого смешного?

– Ничего. Ничего смешного. – Он садится, убирая со лба пряди волос. – Но есть в этом некоторая ирония. – Ты говоришь мне не позволять людям судить себя, хотя именно это ты и делаешь.

Я безумно удивлена.

– Это неправда.

– Конечно, правда. Заявляешь, что простила меня, но я не вижу, чтобы ты рассказывала кому-то, что мы видимся. Твои друзья не знают. Твои родители не знают, хотя, вероятно, теперь подозревают. – Он пожимает плечами. – В школе ведешь себя так, будто мы чужие.

Я в растерянности.

– Потому что ты так хотел! – возражаю я. – Постоянно делал мне знаки… или говорил мне прямо… держаться от тебя подальше в школе.

– Я не виню тебя за это. Вовсе нет, – мягко говорит он. – Но не говори мне, что прошлое должно остаться в прошлом и что я должен ходить с высоко поднятой головой. Ведь ты так же, как и я, боишься, что тебя осудят. Если бы это было не так, ты бы не хранила наши отношения в тайне.

Это рассуждение остужает меня. Дерьмо. Он прав. Я боюсь, что скажут люди.

Вот почему в последние несколько недель я встречалась с Чейзом тайно и не общаюсь с ним ни на одном совместном уроке. Я объясняю это себе его желанием не высовываться в школе. Но каждый раз, когда он качает головой в мою сторону, что означает «не защищай меня», я цепляюсь за эти предлоги как утопающий за спасательный круг. В тот единственный раз, когда я вступилась за него после инцидента с пожарной тревогой, все смотрели на меня как на сумасшедшую, даже мои близкие друзья. И я тут же снова начала притворятся, что мы чужие.

Чейз предоставлял мне легкий выбор, и я пользовалась им каждый раз.

– Я не виню тебя за это, – повторяет он, потому что мой стыд слишком очевиден. – Понимаю, почему ты не можешь появляться со мной на людях и рассказывать о нас. Но…

Мое сердце сжимается, когда я жду, чем он закончит. Знаю: мне не понравится то, что он скажет, эти слова ранят меня очень, очень сильно.

Я не ошиблась.

– Но… – его синие глаза ищут в темноте моего взгляда, – вот почему у нас никогда ничего не получится.

30