Страх - Франк Тилье (2016)

— Этого более чем достаточно. Не надо думать, будто участвовать в нелегальной пересадке нельзя, не выйдя из списка, совсем даже наоборот. Вполне возможно, что некоторые проинформировали своего врача гораздо позже состоявшейся пересадки. Они тоже значатся в вашем списке, но в другом месте, дальше по времени. А теперь расскажите мне об этих четверых пациентах.

— У них у всех редкие группы крови, у одного В, у троих АВ. Стало быть, у них изначально гораздо меньше шансов найти подходящий орган для трансплантации. Трое в списке ожидания уже больше двух лет. И всем требуются почки. К несчастью, ощущается настоящий дефицит этих органов.

Он опять нашел что-то в своем компьютере.

— Все они пациенты самых дорогих и известных частных клиник. Две в Париже, одна в Лионе и последняя в Бордо. Что вам еще сказать… Все четверо на диализе, стало быть, подвергаются тяжелому лечению.

Николя пытался думать о нескольких вещах одновременно.

— А не числится ли в одном из ваших отделов человек с аргентинским акцентом, некий Клаудио Кальдерон? Прозвище Харон вам говорит что-нибудь?

Молчание.

— Нет.

— А несанкционированный доступ к вашим спискам возможен?

— Совершенно исключено. Это оставило бы следы и сразу бросилось бы в глаза.

— В таком случае как человек, которого я ищу, мог узнать про этих пациентов, которые лечатся в различных клиниках нашей страны? Как он получил доступ к их медицинским картам? Нам известно, что он обладает широкой медицинской компетенцией и вполне способен осуществлять пересадку органов.

— Возможностей много. Врачи и хирурги встречаются, знакомятся друг с другом, разъезжают, участвуют в коллоквиумах. Они обмениваются между собой сведениями о разных случаях, электронными документами. Компьютеры сейчас всех связывают друг с другом. Нетрудно также наведаться в центр диализа и мимоходом навести справки; даже вы смогли бы это сделать.

Николя пристально посмотрел своему собеседнику в глаза:

— Я ничего не могу извлечь из этой информации. Мне нужны конкретные имена, в данном случае — этих четырех пациентов.

— К сожалению, без документа, подписанного моим начальством, я дальше пойти не могу. Я и так уже много сделал.

Белланже вздохнул:

— Вы меня только раздразнили. Прошу вас.

— Нет, решительно. Открыв личность пациентов, я рискую своим местом и у меня могут возникнуть неприятности с правосудием.

Потеряв терпение, Николя обогнул стол Леклюзье.

Тот побледнел:

— Да что на вас нашло?

— Главное, не двигайтесь.

— Вы хоть соображаете, что делаете?

— А вы?

От такой решимости полицейского Леклюзье остолбенел. Капитан, часто дыша, сосредоточился на экране и нашел имя последнего пациента: Мишель Мерсье, сорок четыре года. Он прокрутил массу данных, в которых ничего не смыслил, и наконец наткнулся на адрес.

Париж, шестнадцатый округ. Самый богатый в столице.

— Остальные, — приказал он твердо.

Леклюзье покачал головой. Николя испепелил его взглядом:

— Ах ты засранец…

Он уже хотел было вытащить пушку. Тот это почувствовал:

— Вы неважно выглядите. Все еще можно уладить. Не делайте глупостей.

Николя сделал вдох поглубже, унял дрожь и направился к двери:

— Надеюсь, этого хватит. Потому что иначе клянусь вам — я вернусь.

76

Шарко добрался до Арекито под вечер. Подыхая от усталости, совершенно разбитый, с одеревеневшей правой ногой.

Городишко оказался не больше Торреса, но вполне живой, хоть и затерянный в самой глуши. Вдоль железнодорожных путей лепилось несколько предприятий, среди которых была фабрика по производству велосипедов и впечатляющий завод, где собирали сельскохозяйственные машины.

Франк зашел, хромая, в первое же попавшееся кафе и спросил:

– ¿Miguel Gomez, por favor?