– Им дали снотворное. Доктор не пустил меня к ним.

Шеф прошел в сарай, и Хант, перешагнув порог, невольно поежился.

– Стены, как видите, обиты матрасами. Возможно, для звукоизоляции. Окна заложены стеклопластиком и заклеены. Опять-таки для звуко- и светопоглощения. Посмотрите. – Хант шагнул к дальней стороне и указал на маленькую рваную дыру. – Здесь был крюк, на котором держались наручники и который вырвала Тиффани. – Сам крюк уже положили в пакет для вещественных улик и снабдили соответствующим номером. Хант взял его и ощутил под гладким пластиком холодок металла. Затем протянул пакет шефу, который коротко дотронулся до него, а потом опустился на колени и провел пальцем по дырке в стене. Она была неглубокая. Бетон высох и крошился.

– Крепкая девочка.

– Как же она все-таки выбралась отсюда?

Хант подвел шефа к двери, вышел за порог и показал на замок. Большой, крепкий цилиндровый замок висел в закрытом положении на прочной стальной скобе.

– Замок он закрыл, а вот дверь запереть позабыл.

– Случайность? – Шеф поднял замок, осмотрел его и отпустил. – Или самоуверенность?

– Разве это важно?

Шеф пожал плечами.

– Револьвер?

– Пока неясно. Возможно, лежал все время где-то в гараже. Возможно, она нашла оружие в доме. Там дверь тоже была не заперта. – Они оба повернулись к дому и, конечно, ничего не увидели. Впрочем, на рассвете, когда в окнах горел свет, Тиффани могла что-то заметить. – Думаю, он был пьян. Мы нашли и спиртное, и наркотики. Вскрытие покажет.

– Есть свидетельства того, что здесь могли быть другие дети? – деловито спросил шеф.

– Вы имеете в виду Алиссу Мерримон?

– Не обязательно.

Шеф смотрел на него твердо, в упор, даже не мигая, и Хант отвел глаза.

– Нужна собака. Если она похоронена где-то здесь, я хочу найти ее.

– Темновато.

– Я уже позвонил, – хмуро сказал Хант.

Глава 23

За тонкими стенами дома, который не принадлежал ей, Кэтрин Мерримон стояла перед зеркалом в ванной. Что полицейский солгал, она поняла сразу, поняла по его лицу, и эта ложь жгла, как пощечина. Вот почему Кэтрин задала себе самый трудный вопрос.

А была ли она хорошей матерью?

Натянутая на кости лица, кожа казалась линялой и выглядела слишком бледной. Волосы свисали безжизненными прядями, пальцы дрожали, даже когда она просто подносила их к щеке. Ногти потрескались, под глазами залегли темные круги. Кэтрин искала что-нибудь знакомое, но ничего не видела. Перед ней, словно отпечатавшись в мозгу, стоял образ сына – бледного, в бинтах. Придя в себя, он первым делом спросил о сестре.

Алисса.

Произнесенное безмолвно имя лишило сил. Ей даже пришлось схватиться рукой за край раковины. Кэтрин потянулась к шкафчику, открыла дверцу. На трех полках выстроились пузырьки с таблетками. Оранжевый пластик. Белые наклейки. Она взяла наугад первую попавшуюся бутылочку. Викодин. Сняла колпачок, вытряхнула на ладонь три таблетки. Они могли унести все: калейдоскоп воспоминаний, давящее бремя потери.

Пот струйкой побежал по спине. Во рту обострилось болезненное ощущение сухости, и Кэтрин представила, как положит их на язык, как проглотит, морщась, с натугой, как перетерпит горькое ожидание. Она подняла голову, посмотрела в зеркало и увидела ненастоящие, вырезанные из картона глаза, выцветшие, блеклые, как копии копий. Такие же глаза, как у Джонни, и вот так они выглядели не всегда. Ни у него, ни у нее.

Кэтрин повернула руку, таблетки соскользнули с ладони и почти беззвучно упали в фарфоровую раковину. Словно в порыве бешенства, она смела с полки все пузырьки и стала открывать их один за другим и бросать таблетки в туалет. Двадцать пузырьков. Кэтрин спустила воду.

Быстро.

Все надо сделать быстро.