Больно не будет - Ольга Вечная (2021)

Ярослав медленно кладет рацию перед собой, потом выпрямляется. Так же медленно берется за низ толстовки, снимает ее вместе с майкой и отбрасывает немного в сторону. Я смотрю на его лицо — совершенно спокойное. На вид ему лет двадцать семь, молодой крепкий мужчина. Короткая стрижка под машинку, волевой подбородок. Широкие плечи и плоский живот, очерчивающиеся при каждом движении боковые мышцы пресса. Джинсы сидят низко, из-под пояса дерзко выглядывает резинка ярко-красных трусов. На боку выбито тату — слово, которое никак не удается прочитать с этого расстояния.

Он совсем не похож на полицейского. Боже, пусть он знает, что делает!

Ярослав разувается и закатывает штаны почти до колен, оголяя лодыжки. Вытаскивает ремень и кладет на кроссовки. Выплевывает жвачку!

Вновь разводит руки широко чуть ли не театральным жестом и, лукаво улыбнувшись, вновь поворачивается вокруг оси. Вроде бы не делает ничего особенного, но так смотрит, двигается, улыбается… От него исходит какое-то зашкаливающее, бесячье обаяние. На него хочется смотреть.

— Еще покрутиться? — спрашивает с улыбкой в рацию, приподнимает брови. — Нравлюсь?

— Сойдешь, — растягивая гласные.

— Штаны снимать? — со смешком. Он хватается за край джинсов, у меня внутри все обрывается от такой наглости.

— Вот его я с радостью пристрелю! — поддерживает тот, который против расправы над невинными.

— Тихо, — прикрикивает вожак. Потом в рацию: — Понравился ты мне, Ярослав. Штаны снимаешь уже в магазине. Заходи.

Если бы мои волосы не стояли дыбом, они бы поднялись при этих словах. Психованный за моей спиной чертыхается, я не могу себе представить, какая должна быть выдержка у человека, чтобы добровольно идти в руки вооруженных преступников.

Ярослав пренебрегает одеждой, подходит к двери магазина. Замирает с рацией в руках. Смотрит или на меня, или на вожака в маске за моей спиной.

А потом он подмигивает! Не то мне, не то преступнику, который если отпустит меня, клянусь, я рухну. Вожак прижимает меня к стеклу, Ярослав двигается без спешки. Говорит в рацию:

— Тук-тук.

Поднимает кулак и стучится, после чего тянет дверь на себя и распахивает настежь. Ставит одну ногу на порог, цепким взглядом охватывает зал, а потом заходит. На него тут же направляют оружие.

— Глаза в пол и медленно выходим, — командует Ярослав, все смотрят на вожака, тот кивает. Народ гуськом тянется на выход мимо спасителя. Охранник поддерживает раненого товарища и покидает помещение первым, затем остальные. — И ее тоже, — произносит боец с нажимом, кивая на меня.

Вожак выплевывает мне на ухо:

— Пошла, курочка, ко-ко-ко, — и отпускает. Я иду. На деревянных ногах к спасительной двери. Между ней и мною остается каких-то несколько метров, я ускоряю шаг. Через щель в жалюзи вижу, как мои друзья по несчастью несутся к спасению, их на полпути встречает полиция, прячет за щитами. Я последняя, но и я сейчас вырвусь!

А потом я совершаю ошибку. Не последнюю в своей жизни, но одну из самых страшных: я поднимаю глаза. Просто поднимаю глаза, чтобы увидеть вблизи самого смелого мужчину, которого я когда-либо встречала. Хочу запомнить его лицо навсегда. Его глаза — темные, внимательные, живущие словно отдельно от общего борзого образа.

Ярослав на меня не смотрит, только на вожака, мой взгляд скользит ему за спину и случайно натыкается на психованного. Буквально на одно мгновение наши глаза встречаются, на моем лице проскальзывает торжество — дескать, ничего у тебя не вышло, подонок! В память о всех его сальных взглядах и мерзких словечках, которые он шептал нам с девочками, пока его подельники продумывали пути отхода. Тебе не светит даже коснуться меня!