— Это в моих традициях, маноре Райхо!

— Неповиновение… — протянула Райхо.

— Ну что вы, — я заставила себя вежливо улыбнуться, — я дословно выполняю указание своего спутника: «Пусть Эля переоденется… сама переоденется!»

По ступеням в это странное огромное кимарти семьи Шао я поднялась сама. Нет, я не бежала, я шла, но очень быстро, оставив позади «кобр». Я уже не хотела видеть розы… Кажется, я возненавидела их аромат!

Комнату нашла безошибочно, стремительно вошла и остановилась, увидев трех женщин, которых Киен назвал меидо. До моего появления они складывали вещи, которые мне не принадлежали… точнее, которые, видимо, теперь были моими. Хотя нет, я же собственность семьи Шао, так что ни о чем «моем» речи идти не могло.

— Даканэ Лирель… — Все три женщины низко поклонились, а та, что обратилась ко мне, произнесла: — Вам требуется подготовиться для «Обряда наставлений», следуйте за мной…

— Нет! — Как приятно было произнести это слово. — Мне нужна только одежда.

И, не дожидаясь ответа, я подошла к разноцветным стопкам, совершенно не задумываясь, выбрала традиционный костюм и цвет под мое настроение — серый. Меидо протянула белоснежный сате… Я взяла прозрачную ткань и устало опустилась на край кровати… Сате — теперь я обязана его носить постоянно. Волна отчаяния накатила снова… Система Главного хранилища Талары верно определила мое состояние — дистресс! Плохо, мне просто плохо.

— Эля, — вошла маноре Шао, следом за ней женщина, которая сидела по правую сторону от меня во время «Зачитывания приговора». — Тебе помочь?

Кивнула и опустила голову ниже, стараясь скрыть слезы.

— Маноре Харуси, попросите остальных подождать нас во внутреннем дворике, — торопливо произнесла маноре Шао.

Женщина средних лет вышла и вскоре вернулась, а меидо, собрав мои вещи, поспешно оставили нас втроем.

— Лирель, — маноре Харуси подошла и начала расстегивать мою рубашку, — не грусти, Лирель, Киен замечательный, ты будешь… вы будете счастливы вместе.

Смахнула слезы и встала, позволяя ей снять рубашку, маноре Шао протянула выбранное мной серое айке, и я просто молча позволила одеть себя. Не было сил даже поблагодарить за помощь, а потом… потом я поняла, что пыталась сказать маноре Харуси. В этот момент маноре Шао нагнулась, натягивая на безвольную меня традиционные штанишки, и я… заметила синие пятнышки на ее шее… «Если спутник наказывает женщину, она не должна стонать, просить о прекращении наказания и не имеет права жаловаться на боль. Когда женщину бьют, она не имеет права плакать, роняя слезы!»…

— Маноре Шао, — я протянула руку и коснулась этих отметин, — вы ведь не ударились, да?

Мать Киена замерла, потом стремительно выпрямилась и села рядом на постель. В ее глазах появились слезы… но она не позволила себе «уронить слезу», и это было красноречивее всяких слез.

— Никогда не разочаровывай Киена, Эля… Никогда.

А я смотрела на нее и понимала, откуда в этой женщине столько страха и почему читающая души ведет себя так, словно она подросток, — ее сломали! И с губ сорвались слова:

— Он… он бьет вас?

На губах маноре Шао была улыбка, а в глазах слезы. И она тихо прошептала:

— Мужчина в душе всегда остается зверем, но… только ведущие любят и убивают, как звери, без жалости и сожалений… Помни об этом, Эля, всегда помни.

— И никогда не лги ведущему, — добавила маноре Харуси.

Больше я ни о чем не спрашивала. Просто не хотела знать. Поднявшись, поправила одежду, набросила на плечи протянутый маноре Шао сате и позволила маноре Харуси расчесать мои волосы, в которых, как оказалось, запуталось несколько шпилек.

В двери постучали, когда я осторожно стирала алую шессе с губ.

— Войдите, — откликнулась маноре Шао.

Вошел молодой мужчина… ведущий, чем-то похожий на Киена. Вместо слов долго смотрел на меня, потом представился: