Водоворот чужих желаний - Елена Михалкова (2008)

Маша помолчала, негромко постукивая чайной ложечкой по краю баночки с вареньем.

— В конце концов он ее избил, — наконец негромко сказала она, не глядя на мужа. — Сильно. Из больницы ее забрала бабушка, и больше я о Юльке ничего не знаю. И что сталось с ее папашей — тоже, потому что мы скоро переехали из того района. Поэтому я не могла не помочь этой девочке… Кате… понимаешь?

— Понимаю, — кивнул Бабкин: он и в самом деле понимал. — Ладно. Только скажи мне, куда мы денем терьериху?

— Тетушка хотела второго в пару своему Бублику? Хотела. Вот и прекрасный случай, если Катя не придумает, куда ей пристроить собачку. Но я отчего-то думаю, что у нее хватает проблем и без того, чтобы искать хороших хозяев чужой псине.

Ночью Сергей встал, попил воды, вернулся в комнату. Маша спала, уткнувшись лицом в его подушку. На кресле возле кровати лежали два терьера, свернувшись в клубки. Один из них сопел, но Бабкин не разобрал, какой именно. Он присел на кровать и провел рукой по рыжим пушистым волосам Маши.

— Я тебя люблю, — стесняясь самого себя и своих слов, сказал он спящей жене. — Можешь еще хоть десяток таких же принести. Я все равно тебя люблю.

Кто-то из собак прерывисто вздохнул, и Сергей рассмеялся в темноте.

Глава 8

Лето 1984 года. Село Кудряшово

Пашка толкнул скрипящую калитку, вошел во двор, по которому бродили сонные грязно-белые куры.

— Марья Авдотьевна! Вы где?

Старуха вышла из-за дома, прищуриваясь.

— Да это никак Паша пожаловал? Точно, он! Ай, голубчик, дай расцелую тебя!

Буравин покорно дождался, пока бабка обмусолит его со всех сторон.

— Марья Авдотьевна, я ненадолго. Вот, мамка просила передать. — Он протянул лекарство, привезенное теткой из города.

— Спасибо, Пашенька, спасибо! Ты понимаешь, спина болит — сил никаких нет! И настои делала, и припарки — ничего не помогает! Проходи, проходи, обедать будем.

Продолжая причитать о своих болячках, Марья Авдотьевна затащила парня в дом. Пашка поначалу отпирался для виду, потом согласился — есть и в самом деле хотелось. И не зря же он в Кудряшово тащился за пять километров!

— Красавец ты, Пашенька, красавец! — приговаривала старуха, накрывая на стол и поглядывая на высокого голубоглазого парня. — А загорел-то дочерна!

Пока он уплетал окрошку, Марья Авдотьевна с гордостью рассказала, что кудряшовскую церковь, в которой последние годы был склад, собрались реставрировать.

— Церковь-то, оказывается, какая-то особенная! Ее из самой Москвы человек приехал смотреть. Будет указания давать, что да как делать. У меня остановился. Я как сказала, что нарисовать ее могу, так он и загорелся — нарисуйте, Марья Авдотьевна, да расскажите! Вот, вечером художествами займусь. — Она довольно рассмеялась. — Рассказывай, что новенького у вас?

— Да ничего, — промычал Пашка, допивая вкуснейший холодный квас. — К мамке в гости сестра с мужем приехала из города. Вся из себя такая фря! А как батя на стол картошку жареную поставил, так и забыла обо всем — только что ложку не съела!

Он расхохотался, вспомнив тетю Зину.

— Нос от всего воротит, привередливая. А муж-то у нее ничего мужик, только болезный какой-то. Сидит, на солнце греется. Точно ящерица. Мамка с батей головы сломали, что бы ей подарить — у нее день рожденья скоро.

Он доел, отодвинул тарелку и встал, с сожалением глядя на старушку.

— Пора мне, Марья Авдотьевна. Хорошо у вас, да только дома работы по горло.

Та засуетилась, забегала по дому, ища, что бы дать ему с собой. Наконец неизвестно откуда был вытащен большой мешок, от которого умопомрачительно пахло сушеными грибами.

— На, Пашенька! Держи, мальчик. Пусть мамка пирогов напечет. Я-то уже старая для такого баловства, а она сестру побалует.