Я. Тебя. Заставлю - Ольга Вечная (2020)

Родные поддержали меня в желании разорвать отношения, давно ставшие больными и какими-то неправильными. Последние годы наш роман не развивался, мы топтались на месте, ждали. Чего только? Видимо, Олимпию.

У моих родителей есть гордость, они никогда не простят Леонидасу обручение с другой. И если он не хочет идти против семьи, я тоже не собираюсь унижать своих ролью, которую он отвел мне. Но на душе по-прежнему тяжело, я маюсь, не нахожу себе места. А еще чувствую себя будто выпачкавшейся, словно это я влезла в чужие отношения и шантажом женила на себе мужчину. В глубине души очень жалею, что присутствовала на обручении. Не могу забыть неприязнь в глазах Богданова, да и не только его. Практически всех гостей вечеринки.

— Заплетешь мне косу? — заглядываю в комнату к бабушке. Она отрывается от вязания, ставит на паузу сериал на ноутбуке и поворачивается ко мне.

— Конечно, Ладушка. Бери подушку и садись, — кивает себе в ноги. Родители много работали, и в школу мне всегда помогала собираться именно она. Бабуля умеет плести быстро и аккуратно, вот только так сильно стягивает прядки, что вечером, когда я распускаю их, мне кажется, что расслабляется все тело. Но я с детства привыкшая. Возможно, именно благодаря этому мне очень нравится, когда меня тянут за волосы.

Я хватаю подушку и плюхаюсь на пол, протягиваю расческу и резинку.

— Резинка пока не нужна, подержи ее, — бурчит бабушка. В последнее время у нее частенько плохое настроение. Мне горько видеть ее такой, но на все вопросы она отвечает, что чувствует себя хорошо. Просто не в духе. — Что-то случилось?

Ее заботливый тон оголяет нервы, я будто снова там, в этом огромном банкетном зале со следами пахучего розового мыла на ладони. Тихонько начинаю плакать. Молчу.

— Пальцы плохо слушаются, будет неидеально, — сетует бабуля, больше не задавая вопросов. Кивком даю понять, что согласна хоть как. Я не ношу косички с седьмого класса, но в минуты грусти всегда прошу ее заплести мне волосы. Почему-то в нашей семье не принято обниматься, а тактильной близости хочется. Вот мы и придумали такие странные способы.

— Мы расстались с Леней, — говорю я.

— Он мне никогда не нравился, — отвечает она не мешкая, и из моего рта вырывается смешок. — Что это за дружильки такие, длиной в пять лет.

— Полный отстой, согласна. Пора их заканчивать. Если он позволит, конечно.

— А ты не сдавайся. Что значит позволит ли он? Что это за любовь такая, когда нужно во всем подстроиться, а в ответ ничего?

— Деньги, — вздыхаю я. — Он предлагает много денег.

— Деньги и другой мужик заработает, не только этот грек умеет. Кстати, ты не рассказала, сколько лет твоему боссу с новой работы? Он женат?

— Бабушка! — смеюсь я, вытирая глаза. С этой старушкой можно поговорить и о делах сердечных, и даже о сексе. Будь она моей ровесницей, на ее инстаграм подписались бы сотни тысяч людей, не сомневаюсь в этом. Кроме того, ее поперечный шпагат до сих пор идеален.

— А что? Дело молодое. Жизнь на Леонидасе не закончилась, детка. Какая ты у меня красивая, ладная вся.

— Ладная Ладка, — улыбаюсь.

— Что попало получилось! — ее голос снова становится низким, раздраженным, бабушка грубовато распускает мои волосы, расчесывает их и начинает плести заново, стягивает пряди так, что, по ощущениям, мои глаза становятся больше. — Потерпи немного, сейчас хорошо сделаю… Так что там с боссом?

— Мне никто не нужен, не хочу. Никаких мужчин.

— Будь осторожна. Одиночество — сильнейший наркотик, к нему легко и быстро привыкаешь. Я бы сказала, даже слишком легко.

Что ж, возможно, одиночество — это и правда наркотик, но с первого дня привыкания не наступает. Со второго и третьего, впрочем, тоже. Какой-то он слабенький. Возможно, эффект имеет накопительный?