Жестокие слова - Луиза Пенни (2015)

Несмотря на старость, хромоту и пылкий темперамент, Рут Зардо была выбрана главой добровольной пожарной команды. Как подозревал Бовуар, сделано это было в надежде, что в один прекрасный день она погибнет в пламени. Но еще он подозревал, что она не горит.

— Нет. — Рут стукнула тростью по бетонному полу. Роза не подпрыгнула — подпрыгнул Бовуар. — Вы не получите это помещение.

— Прошу прощения, мадам Зардо, но нам оно необходимо, и мы его займем.

Голос его звучал уже не так любезно, как прежде. Эти трое смотрели друг на друга, и моргала из них только Роза. Бовуар знал единственный способ, с помощью которого эта психованная может восторжествовать: если она начнет читать свои муторные, невнятные стихи. Где нет ни одной рифмы. Никакого смысла. Но еще он знал, что из всех людей в деревне она последняя стала бы читать эти стихи. Ее творения смущали ее саму, она вроде бы даже стыдилась их.

— Как ваши стихи? — спросил он и тут же увидел, что она дрогнула.

Ее коротко стриженные волосы были седыми и редкими и так плотно лежали на голове, что возникало впечатление, будто видишь ее белесый череп. Шея у нее была щуплая и жилистая, а высокое тело, когда-то сильное, явно ослабело.

— Я где-то слышал, что у вас скоро выходит новая книга.

Рут Зардо чуть подалась назад.

— Здесь и старший инспектор, как вам, вероятно, известно. — Голос Бовуара наполнился дружескими, убедительными, теплыми интонациями. Старуха смотрела так, будто перед ней был Сатана. — Я знаю, с каким нетерпением он ждет разговора с вами об этом. Он скоро здесь появится. Он ведь ваши стихи наизусть знает.

Рут Зардо развернулась и вышла.

Ему удалось сделать это. Он изгнал ее. Ведьма была мертва или, по меньшей мере, удалена.

Бовуар принялся оборудовать свой штаб. Заказал столы, аппаратуру связи, компьютеры, принтеры, сканеры, факсы. Пробковые плиты и ароматизированные фломастеры. Он приколотит пробковую доску поверх постера с этой ухмыляющейся сумасшедшей поэтессой. А над ее лицом он будет делать записи о ходе расследования.

* * *

В бистро царило спокойствие.

Криминалисты, обследовавшие место преступления, уехали. Агент Изабель Лакост, как всегда дотошная, стояла на коленях у того места, где было обнаружено тело. Она хотела быть абсолютно уверенной, что никакие улики не остались незамеченными. Старшему инспектору Гамашу казалось, что Оливье и Габри замерли на одном месте, — они и в самом деле сидели, не шевелясь, на старом выцветшем диване перед камином, погруженные каждый в свой собственный мир. Они смотрели на огонь, зачарованные пляшущими язычками пламени. Ему стало любопытно, о чем они думают.

— О чем вы думаете? — спросил Гамаш, подойдя к ним и усевшись в большое кресло, стоящее рядом.

— Я думал о мертвеце, — сказал Оливье. — Пытался понять, кто он такой. Что делал здесь. Есть ли у него семья. Не ищут ли его.

— А я думал о ланче, — признался Габри. — Кто-нибудь еще хочет есть?

Агент Лакост подняла голову:

— Я хочу.

— И я тоже, patron,[16] — сказал Гамаш.

Когда Габри начал позвякивать в кухне кастрюлями и посудой, Гамаш чуть подался к Оливье. Их никто не мог услышать. Оливье посмотрел на него безучастным взглядом. Но старший инспектор и раньше видел этот взгляд. Вообще-то, смотреть безучастным взглядом почти невозможно. Если только ты сам не хочешь этого. Старший инспектор знал, что за безучастным выражением лица скрывается бешеная работа мысли.

Из кухни донесся легко узнаваемый запах чеснока, и они услышали, как Габри напевает «Что нам делать с пьяным моряком?».[17]

— Габри решил, что этот человек был бродягой. А вы что думаете?

Оливье вспомнил глаза — остекленевшие, уставившиеся в одну точку. И еще он вспомнил свое последнее посещение хижины.

«Хаос наступает, старичок, и его не остановить. На это ушло немало времени — но вот теперь он здесь».

— А кем еще он мог быть?