Стеклянные дома - Луиза Пенни (2019)

Хотя то, что делал Гамаш, не вызывало сомнений. На самом деле Жан Ги спрашивал «зачем?».

Когда Бовуар снизил скорость до разумной и неторопливо спустился в Три Сосны, Гамаш повернулся на сиденье и, отстегнув от пояса автоматический пистолет в кожаной кобуре, засунул его в бардачок, предварительно вытащив патроны из магазина.

– Если тебя увидят с пистолетом, это ничего, – сказал он, заперев бардачок и спрятав ключ в карман брюк. – Но я не могу себе этого позволить. Рейн-Мари и Анни сразу же станут задавать вопросы. Этого нельзя допустить.

Солнце стояло еще достаточно высоко, хотя безжалостная жара немного спала. Деревня никогда не выглядела красивее. Никогда не пребывала в таком умиротворении. Сады в полном цвету. Дети после обеда играли на деревенском лугу, не желая упускать ни мгновения идеального летнего дня.

– А если они проведут встречу в бистро? Вы будете стоять с ложкой в руке?

– Надеюсь, хотя бы вилку удастся схватить, – отшутился Гамаш.

Но Бовуар не улыбнулся.

– Я возьму вот это, – сказал Гамаш, и его лицо посерьезнело, когда он показал Жану Ги то, что вытащил из бардачка вместо пистолета.

У него на ладони лежало что-то похожее на деревянную чурку. Но Бовуар знал, что это такое. Швейцарский армейский складной нож для охотников. Его лезвие предназначено для потрошения добычи.

Жан Ги перевел взгляд с уверенной руки Гамаша на его лицо и увидел в карих глазах ту же твердость.

Одно дело – стрелять в человека. Ужасное действие, которое невозможно забыть. И не следует забывать. Бовуар это отлично знал. Но совсем другое дело – ударить человека ножом. Всадить в него клинок.

Жан Ги никогда и не думал об этом.

А Гамаш думал. И прежде, и теперь. И готов был использовать нож. Если возникнет необходимость.

* * *

– Прекрасно, – проскрипела Рут, когда Гамаш и Бовуар вошли в бистро. – Пришли Рокки и Бу-Бу.

Гамаш посмотрел на Бовуара и в отчаянии покачал головой.

– А разве не Рокки и Буллвинкль? – спросил Габри, ставя пиво перед Кларой.

Бовуар тем временем поцеловал Анни и взял у нее Оноре.

– Лось и белка, – кивнула Клара и сделала большой глоток холодного эля «Фарнхам бланд».

– Это Йоги и Бу-Бу,[50] – сказала Рейн-Мари, обнимая Гамаша.

– И ты, Брут? – проговорил Гамаш, и Рейн-Мари рассмеялась.

– Оноре, – прошептал Жан Ги на ухо младенцу, вдыхая его запах. Аромат детской присыпки и Анни.

И теперь Жан Ги понял, почему шеф попросил пригласить Рут. Чтобы она могла громко вышучивать их. Небольшая, но красноречивая деталь. Как портреты Клары, состоящие из крохотных мазков и точек. Точно выверенных. Для создания атмосферы.

Для тех, кто знал Рут, ее оскорбления были просто ритуалом. Что-то вроде визитной карточки. Но для посторонних они прозвучали бы как издевательское высмеивание двух людей, настолько некомпетентных, что это ясно даже старухе. И она не боится говорить правду.

Это добавляло штрихов к представлению о Гамаше как о дружелюбном, теплом, покладистом человеке. Очень мягком. Человек, которого оскорбляют в загородной гостинице, вряд ли годится для четкой, суровой полицейской работы.

Бовуар видел сидящих в углу Матео Биссонетта и Леа Ру. Слушающих. Улыбка на лице Леа была такой натянутой, что губы будто исчезли. Она напоминала гадюку.

Американские гости глазели на них открыто. Они даже не пытались делать вид, что это их не интересует.

Разумеется, они знали, кто такой Гамаш.

Настал критический момент.

Что они сделают сейчас: поднимутся и уйдут из опасения, что Квебекская полиция расстроит их планы?

Достанут пистолеты и откроют огонь по полицейским и другим посетителям бистро? Картель сделал бы такое далеко не в первый раз.

Но двое американцев продолжали сидеть, словно наблюдая не самое интересное ток-шоу.