Пентаграмма - Ю. Несбё (2009)

— Хорошо, ну тогда объясни мне хотя бы, для чего нужно было все так усложнять? Почему просто не убить Свена Сивертсена? Такая возможность у тебя в Праге была. Это было бы куда проще и менее опасно, чем убивать трех ни в чем не повинных людей и свою жену в придачу.

— Во-первых, мне нужен был козел отпущения. Если бы Лисбет просто исчезла — все подумали бы на меня. Потому что всегда виноват муж, верно, Харри? Но самая главная причина в том, что любовь — это жажда, Харри. Ей нужно пить, ей нужна вода. «Жажда мести» — красиво сказано, а? Ты понимаешь, о чем я, Харри. Смерть — это не месть. Смерть — это освобождение. Хеппи-энд. А для Свена Сивертсена я хотел подготовить настоящую трагедию, нескончаемое страдание. И у меня получилось. Свен Сивертсен превратился в одну из беспокойных душ, которые бродят по берегу реки Стикс. А я — лодочник Харон, который отказывает им в переправе на другой берег, в царство мертвых. Или для тебя греческая мифология — что китайская грамота, Харри? Я приговорил его к жизни. Пусть она поглотит его так, как поглотила меня. Когда испытываешь ненависть, не зная адресата, в итоге направляешь ее на самого себя и свою проклятую судьбу. Так случается, когда тебя предает любимый человек. Но каково всю жизнь провести в заточении, когда тебя осудили за то, чего ты не совершал? Найдется ли месть лучше, Харри?

Харри еще раз нащупал в кармане шпатель.

Вилли коротко рассмеялся. Следующая фраза явно была цитатой:

— Не отвечай, Харри, по тебе и так видно.

Харри закрыл глаза. Голос Вилли продолжал:

— Ты ничем от меня не отличаешься. Тобою тоже движет порок, а порок всегда стремится достичь…

— …дна.

— Да, нижней точки. Кажется, теперь твоя очередь, Харри. Что там у тебя за доказательства? Что-то, что может причинить мне беспокойство?

Харри открыл глаза:

— Сначала скажи мне, где она, Вилли.

Вилли тихо рассмеялся и приложил руку к сердцу:

— Она здесь.

— Бред, — отрезал Харри.

— Если Пигмалион мог полюбить Галатею, статую женщины, которую он никогда не видел, почему я не могу любить статую моей супруги?

— Я тебя не понимаю, Вилли.

— И не обязательно, Харри. Знаю, другим это понять сложно.

Он замолчал, и Харри мог слышать, как вода в душе продолжает лить с прежней силой. Как же он мог избавиться от трупа, чтобы никто этого не заметил?

В звуки льющийся воды снова вплелся шепот Вилли.

— Моя ошибка была в том, что я верил в возможность снова пробудить статую к жизни, а женщина, которая могла это сделать, не захотела понять, что иллюзия сильнее, чем то, что мы называем реальностью.

— О ком ты сейчас говоришь?

— О другой, живой Галатее, о новой Лисбет. Она испугалась и могла все испортить. Теперь я вижу: мой удел — жить со статуей. Но и это прекрасно.

Харри всей влажной кожей чувствовал какую-то неприятность.

— Ты когда-нибудь трогал статую, Харри? Это не передать словами. Кожа мертвого человека — не теплая, но и не совсем холодная.

Вилли погладил синий матрац.

Ощущение дискомфорта сковало Харри холодом. Словно ему сделали инъекцию ледяной воды. Когда он заговорил, слова давались ему с трудом.

— Тебе больше нечего сказать?

Вилли вытянулся в постели:

— Странные вопросы ты задаешь, Харри. Я закончил свою историю, а где твои доказательства?

Он протянул руку и взял что-то с ночного столика. Предмет сверкнул металлическим блеском, и Харри замер. Вилли поднял его выше. Наручные часы.

— Уже поздно, Харри. Думаю, визит пора заканчивать. Ничего, что она так и не появилась из душа до твоего ухода?

Харри продолжал сидеть.

— Найти преступника — только половина обещания, которое ты взял с меня, Вилли, — сказал он. — Другая половина — что я должен наказать его. Сурово. Мне кажется, ты просил от чистого сердца. Ведь где-то в глубине души ты жаждешь наказания, разве нет?