Мёртвое озеро - Рэйчел Кейн (2018)

Кладу на стойку пистолет и патроны и надеваю плотные наушники. Облегчение от постоянных равномерных звуков стрельбы кажется мне вполне осязаемым, и я спокойно, методично заряжаю пистолет. Для меня это стало неким подобием медитации – возможность дать эмоциям уйти прочь, место, где не существует ничего, кроме меня, пистолета и мишени.

И Мэла, который, подобно призраку, стоит перед мишенью. Стреляя, я точно знаю, кого убиваю.

Я расстреливаю шесть мишеней, прежде чем вновь ощущаю себя чистой и пустой, – и тогда опускаю пистолет, извлекаю магазин из рукояти, проверяю патронник и кладу оружие экстракционным окошком вверх, направив ствол от себя. Именно так, как и полагается.

И тогда я осознаю, что выстрелы смолкли. В тире царит тишина – странная и шокирующая. Я быстро снимаю наушники.

Я одна. В остальных отсеках не осталось ни души. Только Хавьер стоит у двери в другом конце стойки, глядя на меня. Я не могу ясно разглядеть его лицо: он стоит прямо под одной из ламп, которая ярко сияет у него над головой, отблескивая на коротко стриженных темно-каштановых волосах, оставляя лицо в тени.

– Полагаю, я плохо влияю на ваш бизнес, – говорю я ему.

– Нет, вы – просто подарок для моего бизнеса, – отвечает он. – За последние несколько дней я продал столько патронов, что мне пришлось дважды пополнять запас. Жаль, что я не владелец оружейного магазина – я уже через неделю смог бы уйти на пенсию. Паранойя поднимает продажи.

Голос его звучит совершенно обычно, но чувствуется в нем что-то странное. Я складываю пистолет и все прочее в оружейный кейс, запираю его и сую в рюкзак, когда Хавьер делает шаг вперед. Взгляд у него… мертвый. Это тревожит. Он не вооружен, но это не делает его менее опасным.

– У меня к вам вопрос, – произносит он. – Очень простой. Вы знали?

– Знала что? – уточняю я, хотя спрашивать он может только об одном.

– О том, что делал ваш муж.

– Нет, – отвечаю я чистую правду, но совершенно не надеюсь, что он поверит мне. – Мэл не нуждался в моей помощи и не хотел ее. Я – женщина. А женщины для таких, как он, – не люди. – Я застегиваю рюкзак. – Если вы собираетесь свершить правосудие здесь и сейчас, приступайте. Я не вооружена, а даже если б и была, не смогла бы с вами справиться, и мы оба это знаем.

Он не двигается. Ничего не говорит. Просто рассматривает меня, оценивает меня, и я вспоминаю, что Хавьер, как и Мэл, знает, что такое отбирать жизнь. Но, в отличие от Мэла, его гнев сейчас порожден не эгоизмом и нарциссизмом: Хавьер считает себя защитником, человеком, который сражается за правое дело.

Это не значит, что мне грозит меньшая опасность.

Когда он наконец заговаривает снова, то голос его звучит тихо, почти как шепот:

– Почему же вы мне не сказали?

– Про Мэла? А как вы думаете? Я оставила все это в прошлом. Хотела оставить. А вы не хотели бы? – Я выдыхаю. – Хватит, Хавьер. Пожалуйста. Мне нужно вернуться к детям.

– Они в порядке, Кец присматривает за ними. – То, как он произносит ее имя, кое-что проясняет для меня. Кеция Клермонт взялась охранять нас не только по просьбе отца. Мы с ним встречались всего один раз, и хотя он показался мне славным стариком, для меня это объяснение звучало как-то странно. Она упоминала Хавьера в чисто деловом ключе. Но его тон, когда он говорил о ней, был более откровенным. Я сразу же усмотрела связь: Хавьеру нравятся сильные женщины, а Кец определенно сильная. – Проблема в том, что я едва не помог вам удрать из города сразу после того, первого убийства. Мне это не по душе, Гвен. Совсем. Вы сидели у меня на кухне, пили пиво, а сейчас я думаю: что, если вы знали? Что, если вы точно так же сидели на своей кухне в Канзасе и слушали, как в гараже кричат те девушки, пока ваш муж занимался своими делами? Вы думаете, мне плевать на это?