Там, где раки поют - Делия Оуэнс (2019)

Выходя на крыльцо, Киа всегда первым делом смотрела на песчаную дорогу, не покажется ли Ма, хоть весна была уже на исходе и отцветали дикие глицинии, а Ма ушла еще в конце прошлого лета. В туфлях под крокодиловую кожу. Теперь они с Па вместе рыбачат и разговаривают – может, получится снова зажить семьей? Раньше Па их всех поколачивал, обычно спьяну. Но мог держаться несколько дней, и тогда они всей семьей ужинали куриным рагу, а однажды запускали на пляже воздушного змея. А потом он напивался – и крики, драки. Некоторые подробности засели у Киа в памяти. Однажды Па на кухне припер Ма к стене и бил, покуда не повалил на пол. Киа, рыдая, умоляла его перестать, хватала за руки, а он сгреб Киа за плечи, рявкнул: “Снимай штаны!” – и прижал ее к кухонному столу. Рывком вытащил из брюк ремень и выпорол. Киа, конечно, не забыла жгучей боли, но почему-то еще явственней помнила спущенные джинсы, складками собравшиеся вокруг тонких лодыжек. А Ма, скорчившись на полу у печи, рыдала в голос. Из-за чего они тогда разругались, Киа не знала.

Но если Ма вернется сейчас, когда Па присмирел, – вдруг они могли бы начать все заново? Киа никогда не думала, что Ма уйдет, а Па останется, уж скорее, наоборот. Но ведь Ма ее не бросила навсегда, если она жива-здорова, то, значит, вернется. Киа как сейчас помнила, как Ма подпевает певцам по радио, раскрывая пухлые алые губы, слышала как наяву ее слова: “Слушай внимательно мистера Орсона Уэллса, он человек культурный, и речь у него правильная. Никогда не говори «чё», такого слова нет”.

Ма рисовала маслом и акварелью болотные пейзажи, закаты – сочными красками, будто взятыми у самой земли. Все нужное для рисования она привезла с собой, да кое-что покупала в “Крессе”. Иногда Ма разрешала ей рисовать на бурых бумажных пакетах из “Пигли-Вигли”.

* * *

В тот же рыболовный сезон, душным сентябрьским полднем, Киа подошла к почтовому ящику в конце тропинки. Перебирая рекламные листовки, она остолбенела, увидев голубой конверт, подписанный опрятным маминым почерком. На платанах уже понемногу желтели листья – как год назад, когда Ма ушла. За весь год ни слуху ни духу, и вдруг – письмо. Киа глянула на конверт, поднесла его к свету, провела пальцем по изящным наклонным буквам. Сердце стучало как молот.

Ма жива. Живет себе где-то далеко. Что ж она не едет домой?

Хотелось распечатать письмо, но прочесть она могла только свое имя, а его на конверте не было.

Киа влетела в хижину, Па не было – уплыл куда-то на лодке. И она поставила конверт на стол, прислонила к солонке, так он точно заметит. Она варила фасоль с луком, то и дело косясь на письмо – вдруг исчезнет?

Каждые несколько секунд Киа подбегала к окну и прислушивалась, не тарахтит ли лодочный мотор. И вдруг, прихрамывая, поднялся на крыльцо Па. Храбрость ее мигом улетучилась, и Киа прошмыгнула мимо него, на бегу крикнув: я в туалет, ужин почти готов! И юркнула в зловонную уборную, сердце ее колотилось как бешеное. Встав на шаткий деревянный помост, Киа смотрела сквозь полукруглую щелку в двери, не зная, чего ждать.

Тут хлопнула дверь веранды, Па быстрым шагом прошел в сторону лагуны. С мешком в руках сел в лодку и уплыл куда-то. Киа припустила обратно к дому, вбежала в кухню, но письма и след простыл. Киа выдвигала ящики отцовского комода, шарила в тумбочке. Ма и мне писала, не тебе одному! Вернувшись на кухню, Киа заглянула в мусорное ведро и увидела клочки сожженного письма, голубые с черной каймой. Выудила ложкой черно-голубые ошметки, ссыпала горкой посреди стола. Перерыла весь мусор – вдруг на дне ведра хоть что-то уцелело? Нет, ничего, кроме луковой шелухи и серой золы.

Сидя за столом и слушая, как весело булькает в чугунке фасоль, Киа смотрела на горку пепла.

Его касались мамины руки. Может, Па расскажет, что она написала. Нет, глупости. Скорее наше болото снегом занесет.