Смертельный танец - Гамильтон Лорел Кей (2002)

Я буду жить, но не благоденствовать. Мне лучше умереть, чем потерять вас обоих.

Он глядел на меня долгую секунду.

Вы не знаете, о чем просите.

Мы теперь триумвират. Мы можем это сделать, Жан-Клод, можем, но ты должен мне показать как.

Мы сильны так, что во сне не приснится, ma petite, но даже мы не можем обмануть смерть.

Этот тип у меня в долгу.

Жан-Клод дернулся, как от боли:

Кто у вас в долгу?

Смерть.

Ma petite...

Делайте, Жан-Клод, делайте, что бы оно ни было. Быстрее, пожалуйста!

Он свалился на Ричарда, едва в силах поднять голову.

Третья метка. Она либо свяжет нас навеки, либо убьет нас всех.

Я протянула ему запястье.

Нет, ma petite. Раз это будет наш последний и единственный раз, иди ко мне.

Он лег, наполовину на тело Ричарда, раскрыв объятия. Я легла в круг его рук, а когда коснулась его груди, поняла, что сердце не бьется. Тогда я подняла глаза к его лицу:

Не оставляй меня.

Полночные синие глаза наполнились огнем. Жан-Клод отвел мне волосы в сторону:

Откройся мне, ma petite, откройся нам обоим.

Я так и сделала, распахнув сознание, сняв все защиты, что у меня были. И стала падать вперед, до невозможности – вперед, вниз, в длинный черный туннель, к жгучему синему огню. Белым ножом резанула тьму боль, я услышала собственный стон. Я ощутила, как входят в меня клыки Жан-Клода, смыкается его рот на моей шее, высасывая меня и выпивая.

В падающей тьме прошумел ветер, подхватив меня будто сетью перед самым этим синим огнем. Ветер нес запах свежей земли и мускусный аромат шерсти. И еще одно ощутила я: печаль. Печаль и скорбь Ричарда, не о собственной смерти – об утрате. Будь он жив или мертв, он утратил меня, а среди многих его слабостей была верность, не знающая резонов. Однажды полюбив, он любил вечно, что бы ни сделала женщина. Истинный рыцарь в любом смысле этого слова. Дурак он был, и за это я его любила. Жан-Клода я любила вопреки тому, кем он был, Ричарда – благодаря.

Я не утрачу его.

Я завернулась в его суть, будто собственным телом в простыню, только тела у меня не было. Я держала его сознанием, телом и заставляла его почувствовать мою любовь, скорбь, сожаление. И Жан-Клод тоже был здесь. Я слегка ждала, что он попытается возразить, сорвать все это, но он не стал. Синий огонь пролился из туннеля нам навстречу, и мир взорвался невообразимой путаницей форм и цветов. Обрывки воспоминаний, ощущений, мыслей, как элементы трех разных мозаик, разлетались в воздухе, и каждый кусочек ложился в картину.

Я шлепала через лес на четырех ногах. От одних только запахов я уже пьянела. Я погружала клыки в тонкое запястье, и оно было не мое. Я глядела на пульс на шее женщины и думала о крови, теплой плоти, и где-то очень отдаленной была мысль о сексе. Воспоминания нахлынули быстро, еще быстрее, понеслись карнавальным потоком, образы покрылись тьмой, будто в воду пролили чернила. И когда тьма стала всем, я всплыла на невообразимый миг и погасла, как пламя свечи. И ничего.

Я даже испугаться не успела.

45

Очнулась я пастельно-розовой больничной палате. Сестра в таком же розовом халате улыбнулась, глядя на меня. Страх ударил изнутри, как шампанское из бутылки. Где Ричард? Где Жан-Клод? Но смогла я спросить только одно:

Как я сюда попала?

Вас привез ваш друг. – Она кивком показала в сторону.

У стены в кресле сидел Эдуард, перелистывая журнал. Он поднял глаза, мы встретились взглядами, и на его лице не выразилось ничего.

Эдуард?!